Справедливости ради следует сказать, что Столыпин остался верен своим словам о том, что «временная мера — мера суровая, она должна сломить преступную волну… и отойти в вечность», ибо длительное применение исключительных мер «вредит нравственности народа». Военно-полевые суды действовали в течение восьми месяцев; их заменили военные суды, но и они прекратили своё существование в 1909–1910 годах, то есть значительно раньше, чем угасли последние вспышки террора.
Провидение хранило Столыпина. После взрыва на Аптекарском острове очередной охотник за жизнью премьера поступил в охрану Зимнего дворца и добился назначения на дежурство к подъезду, из которого обычно выходил Столыпин. Лишь по случайности премьер вышел в тот вечер, когда планировалось покушение, из другого подъезда, а террорист вскоре был изобличён.
В 1909 году Столыпин, несмотря на предупреждения охраны, совершил полет на биплане капитана Мациевича, который накануне обещал эсерам разбиться вместе со своей жертвой. Перед тем как сесть в аэроплан, Пётр Аркадиевич сказал начальнику охраны, что не верит, будто русский офицер способен на преступление, и действительно, в этот раз Мациевич благополучно посадил машину на землю, а разбился через два дня, уже в одиночку, чтобы избежать мести «товарищей» за невыполнение задания.
Ни одно покушение не заставило Столыпина всерьёз задуматься о личной безопасности, а тем более сложить оружие. Он отказался надевать специальный доспех, могущий спасти его от пули, и только носил в портфеле стальной лист, которым, как он считал, можно было прикрыться как щитом. Пётр Аркадиевич был готов к мученической смерти. История сохранила его слова: «Я понимаю так: смерть — как расплата за убеждения»[79].
Убеждения его были таковы: «Было бы величайшей ошибкой видеть в ограждении государства от преступных покушений единственную задачу государственной власти, забывая о глубоких причинах, породивших уродливые явления. Оградить порядок и решительными мерами охранить население от революционных проявлений и вместе с тем напряжением всей силы государственной идти по пути строительства, чтобы создать вновь устойчивый порядок, зиждущийся на законности и разумно понятой истинной свободе»[80].
От своих предшественников на посту премьер-министра Столыпин получил тяжёлое наследие. В начале августа 1906 года 82 из 87 губерний России находились на особом положении: революция растекалась на множество самостоятельных ручейков с примесью уголовного элемента. Дума не пожелала обсудить ни одного из насущных вопросов. Реформы приходилось сочетать с исключительными мерами.