Уж сколько лет тянулся поток богомольцев на Троицкое подворье. Последнее время владыка служил реже, по слабости голоса и проповеди его стали редкими, из-за немощей частенько отменял приём, хотя особо нуждающимся посылал через келейника своё благословение с финифтяною иконкою.
В этот раз первым вошёл рослый, плечистый диакон с шапкою красивых каштановых кудрей. Пал в ноги, а получив благословение, бойко изложил дело: желает получить священническое место, для чего месяц назад представил составленную проповедь.
– Помню! – живо сказал владыка и глянул в глаза преданно уставившегося диакона. – Слово твоё красочно и сильно, а вот дух неверный – чрезмерно обличительный. Пишешь, что вне храма люди почта всё время проводят в занятиях, ведомые развращённою своею волею. Ну что ты написал? Ты же всех обругал!.. Знаешь ли, что это значит. Это значит быть или пьяницей, или картёжником, или развратником. Сознаешь ли ты себя таким? Если сознаешь, то тебя надобно сана лишить… Уста иереев сохраняют разум, а твои уста разума не сохраняют. Ступай.
Оробевший диакон, мигом потерявший всю самоуверенность, вышел на цыпочках. Вошла баба с девицею. Тулупы, видно, оставили в прихожей, обе закутаны в платки, в руках узелки, из-под длинных юбок едва видны серые валенки. Пали в ноги и хотели было на коленях остаться, но владыка приказал сесть на лавку.
– Говори, мать, говори. С дочкою пришла?
– Дочка, святый отец! Единственная!.. Недужная она – немая! Семь годков ей случилось, когда волка увидела. Напужалась бедная и замолчала. С тех пор одними знаками и объясняемся. Уж сколько мы с мужиком слёз пролили… Тринадцатый год горюем. Надо бы замуж ей, а кто такую возьмёт… – Баба сглотнула рыдание. – Мы было по монастырям пошли…
– Помолчи, – приказал Филарет и обратился к покорно сложившей на коленях руки девице с простеньким, милым личиком.
– Как тебя зовут?
– Марья! – с готовностью ответила мать.
– Я не тебя спрашиваю, – строго сказал владыка и посмотрел в добрые глаза девушки, будто распахнутые ему навстречу. – Как тебя зовут?
– М-ма-рь-я… – ответила немая.
Баба замерла с открытым ртом, вдруг закрыла глаза и стала быстро-быстро креститься.
– Становись на колени и повторяй за мною молитву Господню, – так же строго сказал Филарет девице.
В первый раз она повторила туго, во второй – совсем легко.
Владыка протянул бабе финифтяную иконку с образом преподобного Сергия.
– Ступайте. Молитесь преподобному, и всё у вас будет ладно.
Владыка не смог бы объяснить, почему действовал именно так, но он точно знал, как надлежит действовать. Чудо ли это? Бог ведает.