На пороге встала высокая фигура в священническом облачении. Вот негодный мальчишка, подумал Филарет о послушнике, заставил иерея ждать!
Застывший у порога отец Алексей Ключарёв, священник Казанской церкви, что у Калужских ворот, не понял, что высокопреосвященный не узнал его. Бедный иерей помнил выволочку, устроенную митрополитом при первом их свидании на написанную проповедь. Недавний выпускник академии полагал, что после диссертации обычное слово не составит для него труда, а владыка повышенным тоном обрушился на него: «И с таким творением хочешь вещать в Успенском соборе? У меня диаконы лучше пишут. Надо больше рассуждать». Новый вариант слова, которое московские иереи поочерёдно произносили в кафедральном соборе, был написан очень старательно, и всё же автор робел, потому долго не решался идти на глаза к владыке.
– А, это ты, – дальнозорко всмотревшись, узнал Филарет. – Проповедь твою прочитал. Лучше прежнего, написана со старанием и тщанием, учение изложено правильно… но произносить не дозволяю. Длинно. Немецкая проповедь.
– Да ведь я старался, владыко святый! Мне хотелось раскрыть предмет!
– Ты пиши себе дома хоть целую книгу, а тут надо делать, что велят. Бери рукопись.
Огорчённый иерей принял толстый свиток, на который закапали невольные слёзы.
– Ну ты успокойся… – другим тоном сказал митрополит.
Он преподал благословение и, глядя на понурую фигуру молодого священника, медленно идущего к выходу из длинной приёмной комнаты, не выдержал его горя.
– Да ты успокойся!
Фигура замерла на пороге и исчезла за гардинами, закрывавшими дверной проем. В дверь вдруг постучали – видно, дворянин из числа далёких от церкви. Вчера в университете насмотрелся на таких, молчат, а в глазах насмешка, в лучшем случае равнодушие. Правда, видел он и иные глаза…
В распахнувшуюся дверь вошёл среднего роста белокурый молодой человек в потёртом, неказистом тулупчике. Края засаленных панталон далеко не доходили до грубых солдатских сапог. Между тем физиономия вошедшего была вполне дворянской. Он судорожно сжал на груди руки и вдруг упал на колени:
– Помогите, владыко! Меня посетило несчастье: сгорело имение, и я нахожусь в крайней нужде. Как жить – не знаю…
И таких доводилось видеть, кто только не приходил на подворье… Но что-то смущало владыку в просителе. Он, однако, не дал себе рассуждать, а, покоряясь тому самому знанию, молча вышел в спальню, достал из шкатулки триста рублей и вручил их погорельцу.
– Вот вам на восстановление имения. Скажите, чтобы следующий заходил…
Проситель зажал в кулаке ассигнации и выбежал.