— Вот! Смотрите! — говорит она.
Я поднимаюсь с табуретки, делаю пару шагов. В холодильнике несколько пакетов молока, пакет с сосисками, баночки с йогуртом, пластиковые коробки с чем-то недоеденным. На средней полке — баночка для анализов, на дне ее — что-то серое.
— Это? — спрашиваю я.
— Да, и этим я смогу доказать, что он — жив.
— Конечно, можете, конечно, но никто вам не поверит, что он был с вами близок уже после своей смерти. Что он пришел сюда после того, как его похоронили. Никто! Никто не поверит!
— Он не умер. Неизвестно, кого они там похоронили. Я не была на опознании, не была на похоронах. Хоронили в закрытом гробу. Говорят — гроб был очень легкий.
— Почему? Почему вы не пошли на похороны?
Она не отвечает. Я безуспешно пытаюсь поймать ее взгляд и говорю, что уже поздно, что ей надо отдохнуть, прошу прощения, что отнял столько времени.
— Вы заходите, — говорит снопик. — Да-да, заходите, только позвоните сначала, а то собака вам что-нибудь оторвет…
…Мы выходим на крыльцо. Вокруг тишина, слышно только, как за домом гремит цепью почуявшая чужого собака. Она не лает, не подвывает. Это очень опасная собака. Такие не размениваются на прыжки к горлу, рвут бедра, артерии, собаки-убийцы.
Цепь протянута так, что собака может пробежать почти до забора. Это она и делает — бежит из темноты к тусклому свету далекого уличного фонаря. Мы со снопиком идем к калитке. Останавливаемся и обнаруживаем, что калитка полуоткрыта. Собака мечется, безмолвно рвется с цепи, у нее взгляд умный, сосредоточенный. От ее клыков до меня какие-то полметра.
— Я же ее закрывала, верно? — спрашивает вдова.
— Всего вам доброго, — говорю я, и она протягивает мне руку.
Я выхожу за калитку, скрытый ветвями деревьев тротуар совершенно темен, идущая между кустов к проезжей части тропинка блестит от росы. Где-то играет музыка. Непроницаемое небо. Далекий фонарь качается на ветру. Вокруг меня ни дуновения. Все это останется таким же, когда меня не станет. Я делаю шаг к тропинке и боковым зрением вижу, что по тротуару прочь от дома вдовы кто-то быстро уходит. Первое побуждение — закричать, но потом я понимаю — идущий не остановится, а мне никого в моем нынешнем состоянии не догнать…
8.
…Мне снится кто-то, идущий навстречу по краю тускло освещенной улицы. В куртке с капюшоном. Из-под капюшона блеснула оправа очков. Встреченный предлагает что-то купить, но я не могу разобрать — что именно? Переспрашиваю. Вновь не разбираю, лишь бы меня оставили в покое, соглашаюсь, но названная цена кажется мне очень высокой. «Вы не прогадаете, — слышу я ровный, бесстрастный голос, — это стоит таких денег!» «Очень дорого, — возражаю я. — И потом что я буду с этим делать?» — «То же, что и все, — он сует руку в карман, что-то достает. — Смотрите!» — и раскрывает ладонь: на ней что-то лежит, что-то маленькое и тяжелое. «Дорого! — говорю я. — У меня совсем мало наличности, банкомат только в гостинице… Нет, извините!» — «Хорошо, сколько у вас?» Я достаю бумажник, вынимаю деньги. «Посмотрите еще! Этого мало!» Я выгребаю из бумажника всю наличность, открываю отделение для мелочи. «Ладно!» — он забирает все купюры, все монеты, маленькое и тяжелое оказывается на моей ладони. Я подношу ладонь к глазам. Что это? Что? Кажется — какая-то коробочка. Как она открывается? Что в ней?