Я подхожу к краю оврага. Внизу ржавеет кузов «жигулей», разбросаны пластиковые бутылки. Солнце начинает зависать в центре неба, лес на противоположном берегу реки темнеет. По дну оврага пробегают две крупные собаки. Одна из них поднимает морду, показывает большие белые клыки…
…Священник стоит у калитки, по другую ее сторону полицейский сержант, любитель быстрорастворимой лапши, поправляет ремень короткоствольного автомата.
Мы выходим, полицейский навешивает замок. Священник оборачивается, выпростав из рукава рясы крепкую руку, осеняет и полицейского и калитку двумя широкими крестами.
— Я имел неосторожность сказать в вашей городской администрации, что не исключаю возможности того, что покойник и в самом деле восстал из гроба. Не как, конечно, — я скашиваю взгляд на висящий на груди священника крест, и тот быстро закрывает его рукой, — ну, вы понимаете, а восстал по совершенно другому, так сказать, поводу. Он как бы пробный шар тех сил, которые хотят проверить наш мир, пощупать его, проверить устойчивость. Он ожил, чтобы была обкатана на практике идея, будто прошедший через смерть, опаленный, так сказать, краешком адского огня, выступает в качестве посланника, несущего весть.
— Вы так все и сказали в администрации?
— Нет, что вы! Конечно, нет. Я сказал только, что мы имеем дело с поразительным явлением и нельзя исключать реальность всего происходящего. А судить кого-либо мы не вправе.
— Ну, слова, что судить мы не вправе, для них елей… — Священник хмыкает. — Вам лучше поскорее закончить свои консультации и ехать домой, — говорит он.
Мы идем по обочине дороги.
— Мне все говорят, что надо уехать, — говорю я. — Что здесь во всем разберутся сами. Вы тоже так считаете?
— Я никак не считаю, — говорит священник. — Раз вас позвали, значит сделано это не зря. Вот только мы с вами как бы по разные стороны. Не противники, нет, но то, что делаете вы, для меня невозможно.
— Вы, значит, не занимаетесь психокоррекцией? Терапией?
Он крестится.
— Вы считаете, — голос священника становится жестким, — что люди, которые приходят к вам на консультацию или которых к вам приводят, стремятся к независимости, к спонтанности, к творчеству. Даже если не знают, что такое независимость, спонтанность, творчество. Ведь вы ими манипулируете, вы им вкладываете эти стремления, приписываете их. Вы заражаете их гордыней, подбиваете на борьбу, — он вновь крестится. — А моя задача помочь людям быть теми, кто они на самом деле. И принять вещи такими, какими они являются на самом деле.
— И грехи тоже принять?