— Это и есть высокие технологии, — поторопился проявить осведомленность Вальдемар. — Сфера, конечно, перспективная, но до нас эта волна не скоро докатится. Пока-а раскачаемся.
Костя вдруг насупился, по-бычьи нагнул голову, не сказал, а буркнул:
— Я и собираюсь раскачивать...
Галина Васильевна, умолкшая после Анютиных и Костиных расспросов, вдруг постучала о край бокала ножом, требуя внимания. Вальдемар понял, что сейчас она выскажется относительно чудачеств — или пророчеств? — сына. Однако речь пошла о другом.
Обратилась к Косте:
— Понимаешь, сынок, вы тут о чем-то беседовали, я не вслушивалась, все думала и думала: какие теперь в народе настроения? Ты же знаешь, я человек общительный, люблю о том о сём с людьми побеседовать. А у нас тут все свои, друг друга много лет знают. И раньше-то лишнее словцо молвить не боялись, а уж теперь, на волне гласности, когда самый гребень... Хотя нет, чувствую, кое о чем не договаривают, но не от страха, а страшатся беду накликать. В перестройку народ с колен начал подыматься, да пошатнулся и боится, как бы лицом в грязь не упасть. Очень боится. Откуда-то чужие, неприкаянные люди позаявились, раньше их у нас не было. А еще — всякие осквернители, которые воду мутят. А еще... Ну, далее многоточие. В общем, вот что я тебе скажу, сынок. Ты верно говоришь, мне по работе приходилось много аналитикой заниматься...
— Мам, не тяни, говори, что надумала.
Галина Васильевна нахмурила брови, отчетливо, выделяя каждое слово, сказала:
— Плохо я надумала, сынок, очень плохо. В большом расстройстве люди, в смятении, за что ни возьмись, все не так. Проблем житейских ворох, вдруг объявилось их несметно. Именно что вдруг! Никто не понимает, откуда эта напасть, отсюда и потоп неверия. — Тяжело вздохнула. — В общем, такое сейчас настроение, что почти все согласны на почти все.
Через субботу они поехали в Кратово.
Сергей Никанорович сидел в мягком кресле в тени высокой, ветвистой березы, украшавшей участок. Классический, в красно-черную клетку плед Зоя уложила на кресло так заботливо и хитроумно, что при необходимости — если ветерок — можно легко запахнуть его, словно полы пальто. Дед похудел — сильно выдались скулы, при впалых щеках нос казался мясистым. Худеть Никанорыч начал после восьмидесяти пяти, постепенно, от старости. Осматривая себя в ростовом зеркале в прихожей, каждый раз со смешком говорил: «Пожалуй, еще на годик жировых запасов хватит».
Анюте он очень обрадовался. Охотно подставил щеки для поцелуя, взлохматил остатки волос — не такие уж и скудные остатки, какая-никакая шевелюра сохранилась, поседел, да не полысел. Сказал с обычным своим смешком: