Дома сменяются деревьями, а впереди все явнее виднеется судно и движущиеся фигуры — обычные, людские, и другие, мельче и коренастее, но даже они почти не отвлекают ее. Ада смотрит на рыцаря краем глаза, пытается не слишком смущать вниманием, и видит, как хмурятся его брови, а само лицо становится серьезнее. И все же, даже так с него окончательно не исчезает обычное выражение: немного детское, по-своему очаровательно невинное. Его пальцы невольно теребят свисающий конец ремня, словно он тщательно обдумывает что-то важное, но все никак не решается сказать.
— Могу я спросить? — наконец выдавливает рыцарь и замирает посреди дороги.
— Конечно.
Ада видит, как тяжело он сглатывает, как в нерешительности и смущении трет затылок рукой, но не торопит.
— Как по-ваш… То есть… — Ричард все же поднимает на нее глаза, грустные и потерянные, и сердце в груди невольно сжимается. — По-твоему, я плохой человек?
— Нет, — она в растерянности смаргивает, никак не ожидав подобного вопроса. — Нет, конечно. С чего мне считать иначе?
— Потому что вчера тебе пришлось защищать его… — голос рыцаря едва заметно меняется, — от меня.
Он вновь заминается, кусает себя за нижнюю губу и переминается с ноги на ногу, но все же продолжает через силу:
— Я хочу поступать хорошо и верно, но это сложно и не всегда понятно… Вчера я был отвратителен, даже себе, а когда ты ушла с ним, я подумал, что… и тебе тоже.
— Но я ушла не поэтому, — почти шепчет она. — И вмешалась не только чтобы защитить его.
— Зачем еще?
— Чтобы защитить вас обоих. Друг от друга, — Ада слышит собственные слова будто со стороны, будто объясняет все и самой себе, наконец начинающей вспоминать и понимать собственные мотивы и мысли. — Вы вели себя так, словно забыли, что все это — настоящее, а если кого-то убьют, то этого уже не никак не исправишь. Я не хотела, чтобы он умер, и еще не хотела, чтобы вы отнимали чью-то жизнь, сир.
Меж ними повисают бесконечные секунды тишины. Со стороны реки гремят тяжелые деревянные ящики, вскрываемые недовольными гномами раньше предполагавшегося срока. Ричард облизывает пересохшие губы, чуть взволнованно, а следом вдруг улыбается. Неловко, но искренне.
— Не обязательно, — прерывает он затянувшееся молчание, — называть меня так. Прошу. Не сир, просто…
— … просто Ричард? — заканчивает она со смешком, припоминая собственные слова накануне. Дождавшись смущенного кивка, Ада с изяществом подхватывает воображаемые юбки, отводит ногу назад, шаркнув сапогом по сухой дорожной грязи, и присаживается в глубоком реверансе. Таком, какой еще никогда не выходил ни при одной официальной встрече и к какому никогда не сумела бы придраться даже мама. — Рада нашему знакомству.