Несмотря на их первую встречу, Коннор ей нравился. С ним было легко, как-то просто и не страшно быть собой, таить лишь собственное происхождение, но не саму себя. И все же, сейчас ей кажется, что через нее проходят сотни крохотных молний.
Даже больше сейчас на его месте она была бы готова увидеть преданного ею жениха, никогда не виденного живьем. Она даже не задумывалась о Конноре как о мужчине. Единственном из всех троих.
— Перед богами и людьми, я пришел к тебе один… — его голос проседает вместе с сердцем Ады. — Чтобы уйти единым с тобою…
— Перед богами и людьми, — ей приходится откашляться, — я пришла к тебе одна, чтобы уйти единой с тобою.
— В этот день и во все дни, что грядут за ним, — он умолкает, давая Ричарду нашептать следующие слова, — буду я твердостью меча… острием копья и верностью щита… что хранят тебя от всех бед.
— В этот день и во все дни, что грядут за ним, — ее пальцы впиваются в выбившийся из штанов край рубашки, — буду я теплом огня, прохладой воды и крепкими стенами, что хранят тебя от всех бед.
— По моей доброй воле, без страха и принуждения, — позади кто-то отчетливо хмыкает, — отдаю себя тебе душою и телом… Отныне буду я лишь твоим, а ты — моей… до последнего моего заката… и до последнего моего вздоха.
— … и до последнего моего вздоха, — полушепотом вторит ему Ада. Каждый звук падает с ее губ тяжелым камнем.
— И как боги связали вас воедино, — безупречно отточенным дуэтом отвечают им жрецы, — так сохранят едиными до конца ваших дней, и им лишь одним должно решать, когда разорвать ту связь и одну из единых душ призвать в небесные чертоги. Отныне, перед их ликами и всеми людьми, вы — муж и жена, и проклят как богохульник будет тот, кто осмелится оспорить это.
— Обычно этого не дозволяется, — снова заговаривает жрица, и на губах ее играет теплая материнская улыбка, — но в этот раз случай исключительный. Сегодня Тара одарила своей милостью этого юношу, пусть он и служит Тару, поэтому богиня дозволяет ему предстать перед ней. Войди на ее половину, — она благосклонно кивает мнущемуся Коннору и обращается к Аде: — Подай ему руки, дочь Тары. Ты — его мост к ней.
Ладони у него влажные не меньше чем у нее самой, а шаги маленькие, как у ребенка, едва научившегося ходить. Носок его сапога едва касается белой части пола и в нерешительности замирает. Как важно ощущается это для них и как, должно быть, нелепо выглядит для наблюдающего за ними Блеза…
С трудом Ада заставляет себя взглянуть Коннору в лицо. Таким она видит его впервые. Не спокойным, как раньше, и не храбрящимся ради них через силу как весь прошлый день или еще тогда, в морской пещере… Если бы не ее руки, все еще держащие его, он бы наверняка не знал куда их и деть. Сейчас она впервые отчетливо видит его слабости, честно и откровенно. И то, как же ужасно он сейчас похож на Ричарда…