— Я не хотел тебя огорчать, — начал Хаук. — Но, похоже, без этого не обойтись. Кто-то стрелял в меня утром того дня, когда Эрика укусила змея.
Адела ахнула.
— Эрик оттолкнул меня в сторону, и только потому я жив.
На самом деле Эрик не стал бы утверждать это так безоговорочно. Ему самому болт угодил между ребер, пробив легкое неподалеку от сердца, но все же не зацепив его, Хауку же… — он попытался припомнить, как тот стоял — возможно, воткнулся бы между хребтом и лопаткой, пробив легкое и дойдя до сердца. А, может, раздробил бы ребро, потеряв свою силу, или зацепил край лопатки… Сейчас уже толком и не скажешь.
— У меня есть причины подозревать, что стрелял твой брат, — продолжал Хаук.
Адела замотала головой.
— Нет… он бы никогда…
— Я тоже очень хотел бы быть в этом уверен.
Она закашлялась. Отдышавшись, спросила:
— Почему ты решил, что это он?
— Потому что у меня нет других наследников, кроме тебя.
— Но ведь это же не повод… или ты думаешь, что я заодно с ним?
— Думал бы так, не стал бы тебе ничего рассказывать. Велел бы Фолки сопроводить тебя домой, и вся недолга. И больше бы ты меня не увидела. В приграничье всегда есть чем заняться.
Пожалуй, Хаук несколько лукавил. Был бы он уверен, что жена хочет его извести, едва ли оказался бы столь мягок. За доказанное мужеубийство женщину зарывали в землю по шею и оставляли так умирать. Хаук не казался жестоким, но хватало и меньшего, чем попытка убить, чтобы любовь превратилась в ненависть.
— Есть еще кое-что, — встрял Эрик, рассказал про самострел. Хаук помрачнел. Адела прижала руку к губам, качая головой.
— Почему ты мне сразу не сказал? — спросил Хаук.
Эрик не ответил. Как будто и так неясно.
— Я не хочу в это верить, — еле слышно проговорила Адела.
Хаук вздохнул.
— Поэтому я хочу, чтобы ты услышала, что он скажет. Чтобы потом не винила меня в том, будто ни за что, или, вняв клевете, сгубил твоего брата.
— Что ты с ним сделаешь? — Она снова закашлялась.
— Ты приболела?
— Не-нет. Прости… в горле пересохло, от волнения, наверное. Что будет с Фолки, если окажется, что он… пытался тебя убить?
Хаук помолчал, явно подбирая слова.
— Любого другого я бы убил на месте. Его прогоню. Людям предложу остаться.
Адела, всхлипнув, опустила голову. В этих краях одинокий путник — легкая добыча для отрядов вроде того, что напал на них ночью. Эрик досадливо ругнулся про себя — стоило щадить Фолки и залечивать его раны, если исход все равно один?
Хаук повернулся к нему.
— Поклянись, что заставишь лишь говорить правду.
— Клянусь, что буду лишь спрашивать, не вкладывая собственных желаний, лишь требовать правду, но не заставлять Фолки… — как же там его, — сына Скегги, сына Магни, оговаривать себя или других.