Эрика всегда удивляло, насколько доверчиво благородные относятся к клятвам. Как будто слова могут ему в чем-то помешать. Впрочем, он не стал бы обманывать — ему самому нужно знание, а не жертвенный агнец, которого можно заставить платить за чужие грехи.
Адела пристально посмотрела на него.
— Я тебе верю.
Хаук мотнул головой, дескать, пошли, и, развернувшись, оказался лицом к лицу с Фолки. Тот каким-то образом умудрился не только слезть с телеги, хотя должен был лежать пластом, но и дойти до них своими ногами.
— О чем шепчетесь, родственнички? — криво ухмыльнулся он. — Будь я подозрительней, сказал бы, что обо мне.
— О тебе, — согласился Хаук.
Фолки пошатнулся. Выдернул руку, когда зять попытался его придержать.
— Что ж, тогда говорите в глаза, как и полагается между благородными. Или ты, начав якшаться с выродками, перенял и их привычки сплетничать за спиной?
— Сядь, — сказал Хаук. — Не ровен час свалишься, сестра волноваться будет.
— Постою.
Эрик коснулся его разума. Повторил.
— Сядь.
Лицо Фолки утратило всякое выражение. Он послушно опустился на землю. Остальные расселись рядом, одна Ингрид осталась на ногах, внимательно глядя по сторонам.
— Зачем ты брал самострел, отправляясь искать лошадей утром после появления тусветных тварей? — спросил Хаук.
— Стрелять.
— В кого?
— В тебя.
Адела застонала, закрыв лицо ладонями. Раскашлялась. Ингрид обняла ее за плечи.
— Госпожа, давайте я вас уведу. Вам нехорошо.
Адела и правда выглядела нездоровой: на бледном лице лихорадочно горят щеки, капли пота блестели на лбу.
— Нет. Это от волнения. Я должна знать. — Она вцепилась в руку мужа. — Не отсылай меня. Я должна знать.
Хаук кивнул, все сильнее мрачнея.
— Зачем?
— Выродки быстро сообразили, как воспользоваться этими якобы покушениями, которые придумала Адела.
— Я ничего не придумывала! — крикнула она.
— Сестренка любит внимание. Младшая, балованная…
— Я ничего не придумывала! — Она заглянула в лицо Хауку. — Попроси Эрика расспросить меня так же. Клянусь, я ничего не…
— Но это навело меня на мысль. Чего я ворон считаю? Зачем жду, когда они окончательно заморочат тебе голову, начав вертеть тобой и твоими деньгами? Этак Аделе и наследовать будет нечего…
Эрику очень хотелось заметить, что каждый судит по себе, но он счел за лучшее не подливать масла в огонь. И без того, вон, у Хаука на лице желваки играют.
— Зачем ждать годы, а то и десятилетия, пока Адела тебя переживет и получит твое состояние? Зачем ей терпеть твои ласки, которые наверняка ей противны…
— Вовсе не…
— Адела, помолчи, — сказал Хаук, выдергивая руку.