Девушка спрятала лицо в ладони, всхлипывая.
— … рисковать жизнью, рожая тебе наследника, — продолжал Фолки. — Да и вообще… тридцатилетней старухе мало прока с состояния.
Ингрид хмыкнула. Эрик ухмыльнулся про себя. Благородные не обратили на них внимания.
— Да и со мной много что может случиться за эти годы, — продолжал Фолки. — Я-то не юн уже. Так пусть она станет твоей наследницей сейчас.
— А ты поможешь ей распорядиться наследством? — обманчиво-спокойно поинтересовался Хаук.
— Конечно. Женский ум не способен разобраться в таких вещах.
— Поможешь, не забывая о себе?
— Небольшое вознаграждение за помощь, только и всего.
— Это неправда, — всхлипнула Адела. — Я ничего не знала. Я ничего…
— Помолчи, или я велю Ингрид тебя увести. — Хаук с видимым усилием отвел руку от ножа. — Зачем ты пытался убить одаренного?
— Слишком прыток и вечно лезет не в свое дело.
Эрик мрачно усмехнулся. Впору возгордиться — столько усилий, чтобы свести его со света.
— Я услышал достаточно, — сказал Хаук.
Эрик распустил плетение. Безразличие на лице Фолки сменилось недоумением, потом яростью.
— Что ты… как… — Он вскочил, рука легла на рукоять меча.
Хаук тоже поднялся, перехватил запястье шурина прежде, чем клинок покинул ножны.
— Я услышал достаточно, — повторил он. — Забирай своего коня, свои вещи, еды на неделю и проваливай.
Он перевел тяжелый взгляд на жену.
— Хочешь уехать с братом? Я напишу кастеляну, чтобы половина доходов замка оставались в твоем распоряжении. Избавлю тебя от своих… своего присутствия.
Адела замотала головой, не отрывая ладоней от лица.
— Я ничего не знала. Я ничего не придумала. Я ни в чем не виновата…
— Об этом мы поговорим позже. Ингрид, уведи ее и успокой.
— Я не сделала ничего, что не должна была бы делать хорошая жена! — вскинулась Адела.
— Уведи ее! — рявкнул Хаук. — Дальше будет мужской разговор.
Он закашлялся, потер грудь, словно прихватило сердце. Только этого не хватало. Миг спустя Эрик понял, что за сердце хватаются иначе — ладонь Хаука лежала куда выше. Так делают, когда саднит за грудиной при сильной простуде. Или после того, как надышишься какой-нибудь едкой гадостью в лаборатории алхимика.
Что за странные мысли приходят в голову?
Ингрид обняла рыдающую Аделу за плечи, повлекла прочь. Снова свила плетение, приглушающее звук, только уже вокруг них двоих. Эрик накрыл таким же мужчин. Хотя толку в этом было чуть — на них уже глазели вовсю и, даже не слыша слов, по позам и жестам все давно поняли: благородные ссорятся. И таращились, точно на ярмарочное представление. Пропади оно все пропадом!