Вместо мамы я звоню Джилл, но та не берет трубку.
– Джилл, если ты не занята, приходи спасать меня в «Мэйзон», пожалуйста. Девон убедил сходить выпить с нашим отделом, и я уже жалею… наверное…
Дамы толкаются в очереди к кабинкам. Склонившись над раковиной, я смотрю в широкое позолоченное зеркало, и у меня случается одна из вспышек – тех, что мне хочется разлить по бутылкам и выпить до дна, особенно когда я подавлена.
В отражении я вижу женщину – привлекательную, даже красивую, с отличной прической; профессора, но из тех, что следят за модой. Прежде чем я успеваю передумать, нащупываю на дне сумки помаду, наношу на губы и возвращаюсь к бару, где Девон, Джейсон, а с ними Брэнди, Сэм, Уинстон и Дженнифер, мои уважаемые коллеги, болтают с каким-то незнакомым мужчиной.
– Привет, ребята, рада всех вас видеть! – широко улыбаюсь я.
Раздается дружное «Привет, Роуз!», и Девон вручает мне бокал. Делаю большой глоток, тепло окутывает горло, как бы подтверждая – пойти в бар было правильно, Роуз. Ты выходишь в мир, снова становишься человеком! Женщиной, которая красит губы помадой, тусуется с коллегами. Профессором – модным профессором.
Девон кивает на незнакомого мужчину, и я смотрю на него. По-настоящему.
– Вы не встречались раньше? – спрашивает нас Девон.
Что-то мелькает в глубинах памяти, слабое воспоминание вырывается на поверхность. Секунду я не понимаю, но затем вглядываюсь в незнакомца, в копну темных волос, ясный взгляд карих глаз, узнаю его и протягиваю руку.
– Нет, мы не встречались. Я – Роуз.
Мужчина улыбается, приподняв лишь уголок рта, бросает на меня лукавый взгляд и берет протянутую руку.
– А я – Оливер, – заявляет он с прекрасным британским акцентом.
– Оливер из Лондона, как ты понимаешь, – объясняет Девон.
Оливер смеется, и я смеюсь. Мы хохочем так, будто коллега отпустил самую забавную шутку на свете.
– Он взял год творческого отпуска, – продолжает Девон, – преподает на кафедре литературы.
Мой разум и тело считают, что Оливер великолепен, но сама мысль странная, запретная, ведь он не Люк. За этой мыслью возникают следующие, более обнадеживающие: Роуз, ты можешь считать другого мужчину великолепным. Ты разводишься. Тебе позволено думать о подобном.
Эти новые мысли не просто задерживаются, они превращаются в нечто более прочное, начинают шириться, успокаивать и исцелять, даже после того, как мы разнимаем руки.
ГЛАВА 10
10 октября 2008 года
Роуз, жизнь 2
– Мама? – окликаю я.
Моя мама по случаю осени нарядилась в свитер цвета тыквы (мамуля всегда одевается соответственно времени года и праздникам). Она поднимает взгляд от романа, который читала. У нее ежедневная послеобеденная «релаксация», обычно это означает чтение книги или журнала и бокал белого вина на столике рядом с креслом в гостиной.