-- Послушай, матушка Степанида Кузьминишна, мы с тобой люди немолодые, давно уже в свете толкаемся. Что пустяки понапрасну калякать? Изволь-ка милостиво выслушать. У тебя племянница невеста, а у меня есть жених; ты его знаешь довольно; мне хвалить его не годится, ибо он мне родной племянник, от роду ему тридцать шесть лет, бригадир и кавалер; имя его Лука, по отчеству Андреич, а фамилия Кремнев; имения за ним пять тысяч душ, ума палата, сущий христианин и человек много честный. Такого молодца поискать со свечкою: чего же думать? Помолимся Богу да и по рукам: нам же будет любо на них смотреть; право, так!
Хотя душа и сердце Степаниды Кузьминишны готовы были повергнуть тело ее к личным сапогам свата, но ум сохранил равновесие, дал вид важный, с прибавкою спеси, и внушил следующий ответ:
-- Я, конечно, благодарна вам за сделанную честь моей племяннице, что желаете ее иметь в своем семействе, и знаю достоинства Луки Андреича, слышав много об нем доброго. Но она еще молода. Я хоть уверена, что она из воли моей не выйдет, но принуждать ее не намерена и выбор жениха предоставляю собственному ее расположению. Итак, вы не обидьтесь отсрочкою и позвольте мне подумать хорошенько и узнать мысли племянницы. Я же вам чистосердечно признаюсь, что с моей стороны желала бы очень, чтоб расположение ее могло быть согласно с вашей пропозицией. Брак есть вещь столь важная, что... немудрено... если я... и она... вы знаете...
Ответа она не кончила от радости, от непривычки говорить речи и от нетерпения сообщить сие неожиданное известие княжне; а посол, подхватя последнее слово, продолжал:
-- Да я знаю, что княжна непрочь от моего племянника. Что тут за церемонии! А для соблюдения канцелярского порядка, отправляйся, любезная сватья, к невесте да пришли ко мне записочку, изволишь ли слышать? Что мучить понапрасно молодежь? Я теперь пойду к моему, а ты пробирайся к своей. Прощай, милая; дай ручку. Вот так.
Засим он поехал прямо к племяннику, рассказал слово до слова все и описанием ответа и удаления княжны из комнаты конференции привел его сперва в задумчивость, потом в отчаяние. Тщетно добрый старик принимался утешать жениха, доказывая, что княжне неприлично было тут оставаться; но он, ходя по комнате как сумасшедший, то бил, то тер лоб и говорил с перерывкой: "Так... вот хорошо... я это знал... Ах, Боже мой!.. С чего я вздумал?.. Вот чего боялся!.. Отказ и смерть..."
Пока дядя пошел, а племянник бесновался, тетка полетела в горницу к племяннице и, обнимая ее со слезами при каждом слове, едва могла пересказать разговор с дядею Луки Андреича. Княжна перекрестилась, протянула руки к тетке, произнесла: "Что ж мне делать?" -- и упала в обморок. Опять пошло оттиранье, беганье, нюханье. На этот раз обморок скоро прошел, так как и радость проходит,-- а она была его причиною; тетка же, смотря на племянницу, думала: "Куда как молодые люди ныне хилы! Все в них слабости: лошадь убьет -- обморок, не сватается -- обморок, сватается -- обморок. А я, бывало, бьюсь час об стену, а все в памяти; да ведь за меня и никто не сватался. Бог не дал этой утехи за то, что я, грешная, очень замуж хотела. Что правда, то правда!"