Тетка, благословя образом племянницу, просила ее неотступно, чтобы она ступила прежде жениха на подножие. Но должно отдать справедливость княжне, что она презрела сей совет,-- и хорошо сделала, а дурно то, что через несколько месяцев в разговоре сказала о сем мужу.
Этот предрассудок происходит, верно, от принятого правила, что все зависит от первого шага; но спотыкаются после; а всего лучше, чтоб муж и жена ходили в одну ногу.
Глава LVI.-- Белая горячка.
Что за вздор! что за чудо! на другой день свадьбы в новой карете везут замкнутую шкатулку, и она для родни невесты сущий ящик Пандоры, в коем оставалась единая надежда.
-- Что это?
Трофеи после Кагульской баталии или окровавленная тюника Юлия Кесаря, коей Марк Антоний хотел вооружить чернь римскую и подвигнуть ее на отмщение убитого, который был слишком затейлив?
О, честь, честь! везде ты сокрыта, закрыта и притеснена! Одно мгновение ока тебя истребляет навеки; подобная ночным птицам, ты убегаешь света дневного и прячешься от глаз людских, обыкших в тесном месте твоего скрытого пребывания находить иногда, вместо тебя, следы гнусного порока!
Глава LVII.-- Продолжение бреда.
Зачем, выведя обвенчанную, представить ее опять пред лицем всех созванных в легком ночном платье, допустить, чтобы все с нею прощались и большая часть говорила глупые приветствия, завсегда обидные или непонятные истинной добродетели?
От них краснеет невинность от стыда и замешательства, а порок от нетерпения и сладострастия.
Все сие происходит у подножия брачного кровавого ложа, которого она не ведала девушкой...
Глава LVIII.-- Колпаки.
Высокие и смешные колпаки надевают на домашних, на дураков, на ленивых учеников и на обветшалых женихов.
Лука Андреич от колпака не ушел: надели на него; но он не будет домашним дураком; он не ученик и не ленив. Какая ж нужда представлять супруге супруга, в первый день брака, в смешном виде испанского дона Лимпордаса, итальянского оперного шута или немецкого профессора?
Но, как говорится, любовь слепа. Если невеста не очень жеманна, так и слюбится. Сила -- не его колпак.
Глава LIX.-- Форточка.
В полночь между Глафирой Юрьевной и Лукой Андреевичем произошел следующий разговор.
-- Что ты, мой друг, там делаешь?
-- Затыкаю форточку, сквозит ветер.
-- Заткни покрепче. Я боюсь, что ты простудишься.
-- Ничего, милая, согреюсь.
-- Что же ты? Уже кончил?
-- Нет еще, вить дует.
Глава LX.-- Просьба.
Помилуйте, отцы мои, матушки! сжальтесь над сиротою, дайте дух перевесть. Я измучился, на человека не похожу. Мало ли трудов было? Родителей и брата Луки Андреича погреб, его воспитал, записал в службу, вывел в люди, в отставке женил и спать положил. Сколько хвалил, сколько бранил... Ну, позвольте и мне отдохнуть.