Кстати, еще одна причина убить его.
Но он был крепким орешком, и я понимал, что совершить задуманное будет, мягко выражаясь, нелегко. Но тут ничего не попишешь – или он, или она. А если так, то я знал, что надо делать.
Иными словами, мне был нужен Кейн.
Конечно, после того, что он сделал с моею Пуговицей, я готов был стереть его в порошок. Но другого выбора у меня не было. Мне был нужен Кейн – то есть помощник, оружие, сила.
Но удастся ли мне сдержаться и не выпустить всю обойму ему в лицо?
Я лежал без сна и, не отрываясь, глядел на огонь. Наконец, первые лучи солнца стали потихоньку проникать сквозь шторы. Комната наполнялась светом – наступил новый день.
Она медленно потянулась, открыла глаза и посмотрела на меня. На ее губах заиграла легкая улыбка. Лицо у нее уже не выглядело, как прежде, – бланши под глазами, разбитые Кейном губы, сломанная его пудовым кулаком скула. Из-за синяков не стало видно ее веснушек, и кожа потеряла свою свежесть. Но все же ее красота каким-то чудесным образом проступала сквозь все это безобразие.
– Доброе утро.
– Доброе утро, – восхищенно отозвался я.
Она прильнула ко мне и обняла. Прижавшись щекой к моей груди, она счастливо вздохнула. Разметавшиеся волосы приятно щекотали кожу.
– Как спала?
– Угу…
Она слегка погладила меня по животу, потеребив пальцами то, что в народе называют «тещина дорожка».
Когда я рассказал ей правду о Жасмин, с моих плеч словно камень свалился. Разумеется, виновато во всем было мое дурацкое упрямство. Я держался от Пуговицы на расстоянии, чтобы скрыть свое увлечению ею, но едва только не потерял ее, все решительно изменилось. Я страдал от ее холодности, от ее разочарования во мне. И я признался себе, что она действительно много значит для меня.
– А ты как сам?
– Спал как убитый.
Я обратил внимание на то, что она стала гораздо мягче по отношению ко мне. Увидев, как она расстроилась, узнав о моей неверности, я, честное слово, обрадовался. Обрадовался тому, что, оказывается, она так же прикипела ко мне душой, как и я к ней. До этого я не понимал, что между нами и что все это значит. В первый раз в жизни я думал о женщине, как о женщине, а не как о сексуальном объекте, призванном удовлетворять мои сексуальные фантазии. Пуговица стала для меня чем-то более важным.
– Слушай, эти таблетки – просто чудо. А то я совсем бы не смогла уснуть.
– Да уж, представляю.
Я тоже понимал, что такое боль. Но мне, правда, лекарства помогали не всегда. А у нее был свой опыт.
Пуговица медленно выпрямилась и села спиной ко мне. На коже еще виднелись старые шрамы, оставшиеся от моей плетки. Но теперь вид этих знаков страсти совсем не возбудил меня. Я возненавидел себя. Действительно, чем я был лучше Кейна? И он, и я сознательно мучили ее. Причем я был даже хуже моего брата, потому что получал от этого удовольствие. И, будучи не в силах видеть следы своих художеств, я стал смотреть на полыхающее в камине пламя.