Имре вгляделся и обмер: этого не может быть, этого не существует. Атеизм, антирелигиозность — вот, что есть. Прочего — нет. Тогда откуда же проявились эти лица и, самое главное — эти глаза? Некоторые он узнавал, некоторые были ему незнакомы. Вспышка молнии потухла, потухли глаза, пропали лица. Остался только подлый финн Антикайнен, смутно угадываемый в самом темном углу палаты.
Запоздалый раскат грома (ukkonen по-фински) сотряс воздух. Чех помотал головой из стороны в сторону, отгоняя наваждение.
— Ты не можешь жить, — сказал Тойво.
— Еще как могу! — возразил Имре.
Новая вспышка молнии снова вырвала из сумрака горящие глаза и бледные лица, на этот раз ближе к нему.
— Они тебе не позволят жить, — объявил Антикайнен.
— Кто — призраки? — пытался хорохориться чех.
— А ты не хорохорься, — сказали призраки. Вернее, они ничего не сказали, просто смотрели во все глаза на своего убийцу и приближались.
Молнии сверкали одна за другой, Имре чувствовал, как немеют его конечности, только пулевое ранение горит, словно от раскаленного металла.
— Ты сам себе вынес приговор, — сказал Тойво. — Ты пешка в игре Самозванца.
— А ты, можно подумать, ферзь! — ответил чех.
— Я не ферзь, да и не играю ни во что. Я сам по себе, я просто верую.
«Очень трагично!» — хотел поерничать Имре, но горло его сдавил спазм, словно от сжатия нескольких призрачных рук. Тело перестало подчиняться хозяину, тело казалось парализованным.
— Он ваш, — сказал Тойво и вновь начал проваливаться сквозь пол, сквозь подвал, сквозь землю, сквозь камни, сквозь воду, сквозь огонь, сквозь черноту.
Тынис склонился над Антикайненом и с озабоченным видом пихал ему под нос ватку с нашатырем. Лохматая Матрена с испуганным лицом продолжала крутить динамо-машину. Товарищ Лацис на всякий случай вытащил свой маузер и приделал к нему кобуру, как приклад.
— Хорош мне в нос ватой тыкать! — сказал Тойво, но его никто не услышал.
Только сейчас он осознал, что наблюдает самого себя со стороны. Вероятно, видит свое тело, будучи духом, или душой где-то вне своей физической оболочки. Эдак, и умереть можно. Эта мысль нисколько не испугала его.
— У него ритм сердцебиения снизился, но стабилен, — бормотал себе под нос Тынис. — Зрачки реагируют на свет. Он словно в глубокой отключке, впал в анабиоз. А что у нас с видимой аурой? Видимая аура отсутствует. Как реагирует рамка?
Эстонец бросил ватку на пол, отошел на пару шагов от испытуемого тела и вытащил рамку — две изогнутые проволочки. Никаких волнений по поводу Тойво он не испытывал, отдавшись целиком на волю эксперимента: останется жив — хорошо, нет — бывает. Впрочем, с чего бы ему помирать?