– Меня словно со всех сторон обложили. Поскорей бы выпутаться! – измученно пробормотал он и перешагнул порог трактира.
Внутри ничего особенного не происходило. Три приятеля – поставщики Смитфилда или какие-то иные торговцы – шумно толковали за выпивкой о ценах и вероятной прибыли; еще один дородный малый, с трубкой в зубах, потягивал у огня пунш из большого стакана.
– Ох, вы ли это, мистер Айронз, да вас ли я вижу? – засуетилась хозяйка. – Где ж это вы пропадали так долго?
– Дела, миссис Моллой, дела.
– А вон ваше место у очага, мистер Айронз, поджидает вас – чуть не месяц пустует, а то и больше… Вечер-то какой выдался студеный! Мы уж ломали себе голову, ломали – куда это вы запропастились? Давненько же вы к нам не заглядывали.
– Благодарствуйте, мэм. Трубку мне и стакан пунша.
Айронз никогда не бывал особенно речист, и в его лапидарности миссис Моллой не усмотрела ничего необычного. Она живо протерла тряпкой столик; Айронз уселся за ним, поставив ногу на решетку очага, и, опершись локтем на колено, неспешно раскурил трубку.
Со стороны могло показаться, что Айронза охватила задумчивость, однако отсутствующее выражение лица и рассеянный взгляд свидетельствовали скорее о гнетущей его исподволь тяжкой меланхолии. Ход мыслей клерка обычно не отличался связностью или отчетливостью; мрачная апатия, зачастую его одолевавшая, внешне проявлялась мало; изредка, правда, он позволял себе зловещие выходки, но, как правило, сохранял угрюмую скованность.
Компания за соседним столом потребовала еще выпивки; тучный джентльмен, расположившийся напротив Айронза, выколотив трубку, вмешался в общий разговор, который сделался еще более отвлеченным и беспорядочным, однако Айронз слушал его вполуха. Любопытство одолевает праздных; душа, отягощенная заботами, поглощена собой. И все же приходский клерк выказал признаки внимания, когда один из пирующих – добродушный, но огорченный на вид джентльмен в парике соломенного цвета, полнолицый и багровощекий, – сунув руку в карман плисового кафтана и откинувшись на спинку стула, затянул унылый напев, весьма смахивающий на псалом. Айронз бросил взгляд на певца и отхлебнул еще глоток: зазвучавшая баллада – неуклюжая, с хромающими рифмами – обладала для клерка неизъяснимой, хотя и раздражающей притягательностью. Начало было таким:
Поблизости от Баллимуни,
В темном лесу глухом,
Попутчик старого Тима Руни
Зарезал его ножом.
Кошелек взял, шляпу и шарф,