Зато вокруг были алые обои и целая галерея — овощной ряд. От скромной девушки с персиками до развратной дамочки с арбузами. От мальчика со стручком до мужика с кабачком.
— Беда-а-а, — тяжело вздохнула я, протирая лицо руками.
Совесть дочитывала лекцию про скромность. Скромность молчала, не подавая признаков жизни. Либо она была настолько скромна, либо мы ее случайно потеряли на суровом жизненном пути.
— Караул… Это не сон! Совсем не сон! Во сне спать нельзя, — насторожилась я.
В комнате со вчерашнего ничего не поменялось. Осознание, что это таки на самом деле заставляло меня натягивать одеяло на нос.
Дедуктивный и индуктивный методы пытались понять, как меня угораздило. Не знаю, что больше всего меня радовало? То, куда я попала или то, что вчера творила?
— Как же мне … хм… стыдненько… Настолько стыдненько, что искренне надеюсь, что больше никогда его не увижу, — терзалась я, кусая губы.
Нет, я не жестокая. Просто мне стыдненько. Я же была уверена, что это просто классный сон. Если это не сон, то тогда что это?
— Просто отошел за уголок, а там сразу и кирпич, и балкон, и дядя с пистолетом. А в утренней газетке — пепел и некролог. А то мы вчера так гостеприимно открылись, что прямо неловко получилось, — продолжала убивать я буйную совесть.
В отвратительнейшем из всех настроений я сбежала по ступенькам. Стук не прекращался!
Я посмотрела в глазок. Никого не было. Странно. Никого нет, но кто-то стучит!
И тут я увидела глазок пониже, наклоняясь и…
— Господин Валжебл попросил передать вам ваши новые документы! — конспиративным голосом произнес гном, едва ли не прижимаясь бородатым лицом к глазку.
Дверь я все-таки открыла.
Мне учтиво подали конверт и удалились. Нет, все-таки не сон. Бутылка на столе, два бокала, один из которых недобит, и мой бюстгальтер на статуе. Полный натюрморт, так сказать.
— Да не ну нафиг, — сглотнула я.
Безрукая статуя решила подержать мой лифчик. Правда, статуя была мужского пола. Рук у нее не было совсем. А то, что выпирало, не стоит показывать детям до совершеннолетия.
В этот момент совесть требовала включить режим Клеопатры. Она наивно надеялась, что кто-то унесет тайну в могилу, и, желательно, глубоко.
Развернув бумаги, я достала какую-то книжку, похожую на паспорт.
Я открыла «паспорт», посмотрела туда, потом подняла глаза на Фемиду, молча завидуя ей.
Еще разок!
Я снова опустила глаза, разминая сонный речевой аппарат.
— Ма-мэ-ми-мо-му-у-у! — разрабатывала я губы.
Я честно пыталась прочитать написанное. Но не осилила. Поэтому с мольбой посмотрела на Фемиду, требуя справедливости!