Я пожала плечами, поднимая красивый гребень с земли. Пробы нигде не было. Зато самоцветов на нем было хоть отбавляй!
— Уроки окончены! — радовались красавицы, ныряя в пруд. Что? Уже? Ничего себе! И поесть не мешало бы!
— В комнату! — послышались голоса и плеск. — В комнату! В комнату!
Я поежилась, проверяя ногой воду. Бррр! Студеная! А подогреть никак нельзя? Нет?
Нырнув в лужу, я вынырнула в какой-то избе. Дерево почернело от времени. Белая печь открыла свой зев в ожидании умелой хозяюшки. Горшки, ухваты и прочая утварь намекали на то, что тут можно разгуляться.
— Жду — не дождусь, когда хозяюшка пир на весь мир закатит! — грудным женским голосом произнесла печка. — Блинчики с пылу с жару! Оладушки со сметанкой! Лебеди печеные, сахарные, осетрина нежная…
— Неужто красна девица готовить не будет? — спросила печка.
— Разве что соседей к возможному пожару! — ответила я. — Пусть сразу кирпичи откладывают мне на новую печку.
— Вот так всегда! — обиженным голосом заметила печка. И вздохнула. — Вот молодежь! На всем готовеньком привыкли! Всем скатерть самобранку подавай!
— Да, не мешало бы, — усмехнулась я, присаживаясь за стол и разглаживая скатерть. Цвет у нее был как у грязной мешковины. На ней было парочка желтых пятен, намекающих на бурную молодость.
— Трупёрда ты, глазопялкая! — послышался скрипучий голос со стола. Скатерть и зашевелилась под рукой. Махровая кайма поднялась вверх.
— Простите, кто? — прислушалась я, наклоняя ухо к скатерти. — Какая трупёрда?
— Глаза бы мои тебя не видали! Неповоротливая и любопытная баба! Вот что значит трупёрда глазопялкая! Беспелюха ты эдакая! — продолжала скатерть, пока я пыталась заглянуть под стол. — Чего смотришь, трупёрда! Али скатерти-самобранки не видала? Просила — вот тебе!
— Ой, а можно мне… — я пощелкала пальцами, глядя на печку. — Как вы там сказали?
— …щи томленые, яблоки печеные, в меду моченые, — вкусно продолжала печка.
— Вот! Все это и здесь? — с надеждой спросила я, поглядывая на скатерть. Может, ее перевернуть? Ой! Там она еще страшнее!
— Эти… как его… моченые! Их обязательно! — припоминала я, готовая съесть даже слона. Но с кетчупом. — Вы там говорили еще что-то… Можете повторить?
Печка молчала. Зато скатерть воинственно дыбилась.
— Слышь, трупёрда, а ну пошла вон отсюда! Сама возьми да приготовь! Тоже мне печная ездова выискалась! Ручки марать не хочет, лентяйка! Мало того, что лентяйка, так еще и захухря! — возмущалась скатерть, волнуясь, как море.
— Сами вы захухря! — обиделась я, глядя на пятна.
— Я — самобранка! Бранка! От слова «брань»! А не «вынь да положь»! Ручки есть? Иди, готовь! — визжала скатерть. — А то вон какая мухоблудь выросла! В руках мухи женихаются!