— Да, я тоже так считаю, — ответил Фуко.
— А вы не думаете, что экзистенциализм выродился сегодня, превратившись в некое подобие гедонизма, одержимость собственным жизненным опытом в ущерб работе и учебе и собственным мнением? — поинтересовался наш волосатый байкер Джейк громко.
— Да, — согласился с ним Фуко. — Мы забыли, что такое пахать не покладая рук, а с экзистенциализмом необходимо бороться, исходя из этого, помимо прочего.
— А что вы скажете о Грамши? — включился в разговор Кал.
— Он был гораздо более важен для меня в мои молодые годы, когда я являлся членом коммунистической партии, — ответил Фуко. — Грамши узаконил инакомыслие в компартии в те времена, когда каждого заставляли обозначать занимаемую позицию. В любом случае мы можем считать его диссидентом в рамках марксистской парадигмы. И его творческое наследие само по себе достаточно важно, особенно в качестве прецедента. В пятидесятые среди марксистов повсеместно развернулись горячие дебаты о Сталине. Грамши помог нам разобраться с этой сложной ситуацией. Он, скажем так, открыл дорогу для инакомыслия.
Кал спросил Фуко, считает ли он, что Маркс действительно отличал инфраструктуру от надстройки.
Фуко ответил ему:
— Создавая свои книги, Маркс меньше всего думал о них как о научных трудах, он хотел, чтобы они стали руководством к действию, помогли начать диалог с рабочими. Поэтому мы не должны обращаться с ними как с обычными текстами. Нужен ли нам на самом деле популяризатор вроде Альтюссера, чтобы рассказать, о чем в действительности говорил Маркс? Альтюссер очень умный человек, но то, что он говорит о Марксе, это не Маркс. Термины «сущность» и «диалектика» гегелевские; инфраструктура и надстройка разные.
— Вы друзья с Альтюссером? — поинтересовался Кал.
— Он был моим учителем и советчиком, но, по моему глубокому убеждению, Маркс и в мыслях не держал, что его работы будут по косточкам разбирать будущие поколения. Он писал их в качестве ответа на существовавшие в его пору условия, и рассчитывал, что они сразу найдут применение на практике.
— Если сравнивать с Сартром и Альтюссером, какова, по-вашему, роль интеллектуала в обществе? — спросил Джон.
— Я сейчас смотрю на него как на функционера в какой-то степени. Их сегодня существует множество разных видов. Некоторые университетские интеллектуалы сотрудничают с бизнес-интеллектуалами, представители других типов сидят во всевозможных комитетах, решая общественные проблемы. Интеллектуал — это изготовитель инструментов, и он не может диктовать или знать заранее, как его творение используют люди. Даже в этой части он не провидец.