Сегодня многолетняя связь Мэри-Энн и Льюиса мы бы назвали гражданским браком и отнеслись к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. В викторианской же Англии женщине надо было обладать особым мужеством, решимостью или сильным чувством, чтобы связать свою жизнь с женатым. Мэри-Энн, человек глубоко религиозный, и сама не одобряла того, что называла «легкомысленными и непрочными (непрочными – но не порочными) связями», близость с Льюисом далась ей тяжело, хотя «непрочной связью» их отношения никак не назовешь. Вместе с тем у нее не укладывалось в голове, какое право имеют люди (между прочим, и ее близкие друзья в Роузхилле, и ее некогда горячо любимый старший брат) называть их с Льюисом союз аморальным, если союз этот, в основе которого лежит, писала она, «слияние мыслей и чувств», продолжается едва ли не четверть века и с каждым годом становится все прочнее.
Особенно – слияние мыслей. Льюис и Джордж Элиот пребывали в состоянии непрекращающегося, интенсивного интеллектуального общения, читали друг другу вслух – в том числе и то, что писали сами, обсуждали прочитанное, делились впечатлениями, вели нескончаемые философские, религиозные, театральные, исторические споры.
«Сегодня гуляли с Джорджем по Примроуз-Хилл, говорили о Платоне и Аристотеле».
Подобных записей в дневнике Мэри-Энн найдется сколько угодно.
Связь с Льюисом, повторимся, разрушила отношения Мэри-Энн не только с родственниками, в одночасье порвавшими с нею, но и со многими друзьями и знакомыми, которые были не готовы простить ей многолетний «промискуитет», «разрыв с нравственным законом», что, следует сразу оговориться, не явилось для писательницы тяжким испытанием, душевной травмой. Светским общением она и раньше не злоупотребляла, взяла за правило не наносить визиты вежливости, музыкальные вечера заведет у себя много позже. Всегда была домоседкой, живет уединенно, размеренно, музицирует, читает вслух – Мильтона, Библию. Ей вполне хватало Льюиса, его сыновей, с которыми она на протяжении многих лет поддерживала самые теплые отношения, а также литературной работы, музыки, путешествий и интенсивной перписки; переписка с лихвой заменяла ей личное общение. После смерти Джордж Элиот ее муж Джон Уолтер Кросс, с которым она проведет последние годы, составит жизнеописание покойной жены из ее писем, которые, кстати сказать, иной раз подвергнет редактуре[55]. Именно писем, а не дневников: в дневниках Джордж Элиот главным образом описывает их с Льюисом заграничные странствия.
Кстати о заграничных странствиях. Льюис и Джордж Элиот ездили за границу едва ли не каждый год, в Германии, Франции, Италии, Испании, где их никто не знал, им было уютнее, вольготнее, чем на родине. Сказано же в эпилоге к роману Джордж Элиот «Феликс Холт радикал»: «Заграница – это большой дом подмоченных репутаций». И, в случае с Джордж Элиот, – стимул творить. Почти каждый выезд за границу вдохновлял ее на произведения из жизни и истории той страны, где она побывала. Италия вдохновила ее на «Ромолу», Испания – на драму в стихах «Испанская цыганка».