– Ты сможешь посидеть не дергаясь?
– В смысле?
– В смысле не шевелиться. Пока будешь слушать.
– Ты серьезно?
– Абсолютно.
– А что случится, если я шевельнусь?
– Ничего не случится. Ровным счетом ничего.
– Это же танцевальная музыка, разве нет?
– Да, но…
Вот так, с наскоку этого не объяснить, он уже понял. Либо придется включить – и пусть ведет себя как хочет, либо сказать ей прямо: она, пытаясь передать свое отношение к музыке, лишь отталкивает его от себя на каждую секунду из тех двадцати лет, которые их разделяют.
– Знаешь что, – сказал он, – пойду-ка я наверх.
– А к чему такое смущение? Даже в прошлый раз, без вокала, было хорошо. А теперь будет еще лучше.
– Я еще не привык к прослушиваниям.
– Понимаю.
Он ушел в спальню и лег на кровать. Музыка просачивалась снизу, сквозь половицы. Когда наступила тишина, он спустился. Люси разрумянилась и слегка растрепалась.
– Бесподобно, – сказала она. – Джез отлично поет, согласен? Настоящее буги. Я не удержалась. Хорошо, что ты этого не видел.
– Да уж, – выдавил он. От слова «буги» он чуть не заскрежетал зубами. – Но спасибо, что послушала.
– Всегда охотно буду слушать все твои произведения.
У Джозефа однажды рухнули отношения с девчонкой, которая купила себе жуткое пальто. Он сам не сразу понял, почему не может больше с ней встречаться, и лишь намного позже решил докопаться до первопричины; тогда-то ему и вспомнилось, что она каждый раз приходила на свидания в том пальто. А ведь он видел ее и голышом, и в нижнем белье, и в облегающем свитерке с джинсами, но это пальто буквально преследовало его, как привидение. Сшитое из искусственного меха (одному Богу известно, под какое животное косил этот мех), оно притягивало посторонние взгляды и к себе, и к ней, и к нему, а этого он простить не мог. Во всех отношениях девчонка была приятная, а главное – горячая. Ну не хотел он видеть эти танцы – от них Люси делалась похожей на ту меховую хламиду. Люси – добрейшая душа. Она сейчас сказала что-то приятное, ободряющее, дружеское – не иначе как у него просто извращенное восприятие. Да, старовата, а он еще – молодо-зелено, однако проблему-то составляла не ее старость, а его молодость. По молодости он и поддается всяким глупостям. Но если не набьешь себе шишек, так ничему и не научишься, правда же?
Все началось в понедельник утром со слова «зашибись» и выразительного кивка, а дальше пошло-поехало. Конечно, Люси тоже могла быть не права. Ученики одиннадцатого класса примерно три раза в минуту выразительно кивали, повторяя «зашибись», и не было никаких оснований полагать, что Шеника Джонсон и Марлон Харрис так описывали ее личную жизнь. Но она с легкостью расставляла субтитры: