– А, – сказал Джозеф.
– Да, – подтвердил Майкл и усмехнулся. – Меня такая книжная продукция не слишком интересует[4].
– Майкл – писатель, – сказала она в отчаянной попытке объяснить, почему ее гость в первые десять секунд знакомства упомянул издательство «Майкл Джозеф».
– Круто, – сказал Джозеф.
Он не собирался уточнять, какие книги написал Майкл, – Люси это сразу поняла. Вряд ли его интересовали подобные сведения. Время от времени Люси приглашала местных писателей выступить перед школьниками, но такие выступления всегда наталкивались на полное равнодушие. Поначалу она расстраивалась (в ее школьные годы учащихся знакомили только с мертвыми писателями), но многие из ее выпускников уже повзрослели; из них вышли медсестры, полицейские, турагенты, продавцы, работники лондонского метрополитена. Вспоминались также двое профессиональных футболистов, один бухгалтер, один ветеринар и один рэпер. Они стали ценными и оцененными членами общества без помощи художественной литературы.
Мужчины немного помолчали, уставившись в пол, а Люси, глядя на них, старалась ни о чем не думать. Перед ней стояли просто писатель-романист Майкл, с которым она только что поужинала, и бебиситтер Джозеф, работник мясной лавки. Но с особой настойчивостью она гнала от себя мысли об их физическом различии: гладкое лицо Джозефа – и седеющая щетина Майкла, рослая, поджарая фигура Джозефа – и брюшко Майкла, да еще старческие пигментные пятна на руках. Если взять годы каждого, сложить и разделить пополам, то получится примерно ее возраст, но жизнь, к несчастью, движется только в одном направлении. Люси стремительно удалялась от Джозефа в сторону Майкла и чувствовала, что ориентироваться можно лишь на то, что впереди, но никак не на то, что утрачено навсегда.
– Как прошел вечер? – спросил Джозеф.
– Пусть Люси ответит, – сказал Майкл.
– Ну… от фильма мы оба не в восторге, а ужин был хорош.
– Это лучше, чем наоборот, – сказал Джозеф, и Люси посмеялась – наверное, дольше, чем того заслуживала эта шутка.
– Мальчики хорошо себя вели?
– Отлично. Мы не скучали.
– За приставкой?
– Да и за домашкой тоже.
– Они вызвались делать уроки?
– Нет. Я спросил, что им задано, и тогда они сели за домашнее задание.
– Ого. Ничего себе.
Потребуй кто-нибудь от Люси составить список вещей и занятий, которые она считает сексуальными, «домашнее задание» не попало бы туда ни под каким видом, будь этот список длиной в сотни страниц. Однако сейчас ее пронзило внезапное, знакомое, но почти забытое чувство. Неужели она достигла того возраста, в котором ответственность и непреклонность становятся привлекательными чертами? И как удалось Джозефу обогнать ее на десятилетия в достижении этого рубежа?