На миг Дениз опускает глаза, и мне кажется, ее проняло. Может и да, но признать это она не имеет права, это вне рамок ее обязанностей. И Дениз в итоге отвечает, как все они, — тараторит правила и нормы.
— Комиссия признала его годным к работе, следовательно, мы должны расценивать вашего брата именно так, пока он не добьется пересмотра дела.
Я только головой качаю. Единственный плюс — вряд ли найдется ненормальный, который предложит Терри место в его нынешнем состоянии.
— Ладно, он поищет работу. Когда мы получим деньги?
— До момента, когда вашу заявку утвердят и придет первый платеж, пять недель.
Я смотрю на Дениз.
— Да вы смеетесь, что ли? А жить-то ему все это время на что?
— Можно подать заявление на получение аванса, если вам сложно покрыть основные потребности, но потом его вычтут из ваших пособий, поэтому заранее просчитайте, сможете ли жить на урезанные выплаты.
— И какая разница? Обдерут тебя сейчас или потом?
Дениз вздыхает.
— Я распечатаю вам форму предоплаты. Подавать заявку или нет — решать вам. Какой еще у вас семейный доход?
— Никакого. В пятницу я потеряла работу. Мне тоже нужно встать на учет, пока я здесь.
— Боюсь, это возможно, только если вы записались на прием.
— Я думала, что смогу проскочить одновременно с нашим Терри.
Дениз качает головой.
— Нет. Следующее окно в пятницу днем в четыре тридцать. Я могу записать вас, если хотите.
Я пожимаю плечами. Похоже, у меня нет выбора.
— Отлично. Мы что так, что так в дерьме.
Дениз пропускает мои слова мимо ушей и снова смотрит в бланк.
— Вижу, последний раз вы работали уборщиком, мистер Аллен.
— Ага, в ресторане, — говорит Терри. — Мне там не понравилось, у них были крысы. Я слышал, как они бегают по полу на кухне.
Терри начинает петь «Крысы на моей кухне»[8] от UB40 себе под нос. Ну хоть сменил пластинку с Pet Shop Boys. Дениз смотрит на меня.
— Я пойду принесу бланки, — говорит она.
По пути домой Терри тихо сидит в автобусе, однако явно прокручивает события дня в голове, по лицу вижу. В такие моменты брат закрывается. Словно уходит туда, где мне до него не достучаться. Вот что меня больше всего изводит — беспомощность. Как старшая сестра я обязана защищать Терри. После того, что стряслось в детстве, я поклялась: никто и никогда больше не причинит ему боль. Я держала слово, только вот от самого себя мне его не спасти.
Первый раз, когда брат угодил в клинику, я плакала, потому что подвела его. И второй, и третий. И каждый раз слышала ее огрубевший от алкоголя голос: «Что ты за старшая сестра такая?» Да, потом мамаша долго извинялась, когда протрезвела. Но вот это не отложилось в памяти. Только насмешки. «Чем он провинился, что ему досталась такая сестра?»