– Надо же, здесь – и вдруг Шопен, – сказал Джозеф, – невероятно. – Он поднял глаза. – Так. Мне нравится этот мост. Подержи-ка.
Он отдал ей пакет с леденцами и принялся фотографировать красный мост, соединяющий два белых здания, по которому шагал мужчина в красном серапэ[77].
– Отлично, – сказал он.
Мари шла и смотрела на Джозефа, потом отворачивалась от него – и снова смотрела. При этом губы ее беззвучно шевелились, шея была неестественно напряжена, а правая бровь слегка подергивалась. Она то и дело перекладывала пакет с леденцами из одной руки в другую – точно несла ежа. Вдруг она споткнулась о бордюр, неловко взмахнула руками, вскрикнула и… уронила пакет.
– О господи! – Джозеф поспешно подхватил пакет с земли, – посмотри, что ты наделала! Нескладеха!
– Кажется, я сломала лодыжку… – пробормотала Мари.
– Это же были самые лучшие черепа – и ты их расколотила. А я так хотел привезти их домой и показать друзьям…
– Прости, – еле слышно сказала она.
– Прости-прости! – с досадой выкрикнул Джозеф, мрачно заглядывая в пакет. – Ну где я теперь найду такие? Господи, ну когда это кончится!
Подул ветер. Они были одни здесь. Джозеф, зарывшийся лицом в пакет с обломками. Мари среди уличных теней. И солнце – на другой стороне улицы[78]. Ни человечка. Только они вдвоем, вдалеке от всего мира, за тысячи миль отовсюду – откуда ни возьми… Одни, на улице в этом фальшивом городе, а вокруг – ничего, кроме голой пустыни, над которой кружат ястребы.
Чуть впереди, на крыше Оперного театра, сверкали на солнце своим фальшивым золотом греческие статуи. А в какой-то пивнушке надрывался граммофон, выкрикивая «AY, MARIMBA… corazon…» и еще множество чужих непонятных слов, которые тут же уносил ветер.
Джозеф закрутил верх пакета, чтобы он не раскрывался, и с досадой сунул в карман.
Они как раз успели на гостиничный ланч к половине третьего.
Сидя за столиком напротив Мари, Джозеф молча, ложка за ложкой, зачерпывал и втягивал в себя мексиканский суп альбондигас[79]. Пару раз Мари весело заговаривала с ним на тему настенных фресок, но он лишь хмуро смотрел на нее и продолжал втягивать суп. Пакет с разбитыми черепами лежал рядом на столе.
– Сеньора…
Коричневая рука убрала со стола суповые тарелки. Вместо этого появилась большое блюдо с энчиладами[80].
Мари подняла взгляд.
На блюде лежало шестнадцать энчилад.
Мари взяла в руки вилку и уже потянулась, чтобы взять себе одну штуку, но что-то ее остановило. Она положила вилку и нож по обеим сторонам тарелки. Оглянулась, посмотрела на расписные стены, затем на мужа… Взгляд ее снова вернулся к энчиладам.