Ребенком, – сказала она, – я часто наблюдала за тем, как моя сестра, которая на два года старше, чем я, принимала удар на себя, в то время как я сидела в безопасности на коленях матери, и каждый раз, когда у нее что-то не получалось или она ошибалась, я старалась запомнить, что, когда придет мой черед, так делать не стоит. Между моей сестрой и родителями, – сказала она, – происходили серьезные ссоры, и я извлекала из них выгоду просто потому, что их причиной была не я, так что когда я начала брать интервью, то поняла, что оказалась в схожей ситуации. Казалось, я опять остаюсь в выигрыше, – сказала она, – просто потому, что сама не являюсь публичным человеком, а они в каком-то смысле борются в том числе и за мои права точно так же, как моя сестра боролась за определенные свободы, которые мне были с легкостью дарованы, когда я достигла того же возраста. Я гадала, придется ли мне однажды заплатить за эту привилегию, и если да, то придет ли расплата в виде дочерей, и каждый раз, стоило мне забеременеть, я так горячо надеялась на мальчика, что исполнение этого желания казалось невозможным. И всё-таки каждый раз оно исполнялось, – сказала она, – и я наблюдала за тем, как моя сестра мучится с дочерьми, как раньше наблюдала за ее мучениями со всем остальным, и с удовлетворением осознавала, что если я буду смотреть внимательно, то смогу избежать ее ошибок. Возможно, по этой причине, – сказала она, – для меня почти невыносимо, когда сестра в чем-то преуспевает. Несмотря на то что я люблю ее, я не могу видеть ее триумф.
Подруга, о которой я говорила раньше, – сказала она, – на самом деле моя сестра, и мне казалось, что я действительно всю жизнь ждала, когда она разведется и ее семья развалится. В последующие годы, – сказала она, – я иногда смотрела на ее дочерей и почти ненавидела их за то, что на их лицах отпечатались страдания и нанесенный им вред, так как вид этих надломленных детей напоминал мне о том, что это больше не игра, старая знакомая игра, в которой я получаю выгоду, просто наблюдая, так сказать, со стороны – с колен матери. Мои сыновья продолжали жить обычной жизнью, в которой царила безопасность и заведенный порядок, а на дом моей сестры обрушились самые страшные проблемы, о которых она продолжала честно говорить, пока я не сказала, что, по-моему, она вредит детям еще больше, не ограждая их от этих проблем. В конце концов я начала бояться за своих детей; я волновалась, что такие сильные эмоции могут быть для них разрушительными, так что перестала приглашать сестру и ее дочерей прийти в гости или провести с нами каникулы, хотя до этого регулярно звала их к нам.