Ветки осторожно уложили Диму на твердую шершавую поверхность. Вокруг в темноте что-то шевелилось и шуршало.
— Где я? — спросил Дима у пустоты, сомневаясь, что ему кто-то ответит.
Однако над самым ухом послышался тихий женский голос.
— Теперь ты вместе с нами. Местные подарили тебя нам.
— Что значит подарили?
— Теперь ты живешь на древе вместе с остальными.
В темноте вспыхнул слабый, чуть заметный огонек, как светлячок летним вечером. К нему добавился еще один. Новые огоньки вспыхивали тут и там в пустоте, пока вокруг не стало достаточно света. Маленькие светящие насекомые едва слышно работали крылышками, перемещаясь и освещая пространство. Хватка ветвей ослабла, Дима смог встать на колени и осмотреться.
Он находился на огромном пне в земляном помещении, похожем на яму или склеп. Стены оплетали длинные толстые корни. Они шевелились, как змеи, шурша и стуча друг о друга. В их переплетении виднелись кости. Скалящийся пожелтевший череп, потрескавшаяся решетка грудной клетки. Тут и там мелькали отдельные части скелетов.
Дима посмотрел наверх — абсолютная черная пустота. Из нее сыпались вниз листья. Они медленно пикировали, высыхая и тлея у подножия пня. Волна гнили бурлила и копошилась внизу. Отдаленным эхом Дима слышал причитания местных.
— Дева-древо, забери! Дева-древо, забери! Дева-древо, забери!
— Слышу-слышу, — спокойно раздался все тот же женский голос, — Забрала уже, не волнуйтесь. Не трону я вас пока…
Дима обернулся на голос. В двух шагах от него сидела на корточках та же женщина с длинными спутанными волосами, которую он видел наверху, сидящей на ветке в обнимку с ребенком. Она держала в руках охапку сухих листьев. Перебирала их, шевелила, раскладывала перед собой, выстраивая из них узоры и замысловатые фигуры.
— Кто вы? — спросил Дима.
— Я-то? — женщина ответила вопросом на вопрос, задумчиво помолчала и заговорила тихим шелестящим голосом, — Хозяйка я здешняя. Живу тут, на дереве. Большое когда-то было дерево, стояло высоко, на всю округу было видать его. Дом мой стоял как раз под ним. Не нравилась я людям. Ой, как не нравилась. Не любили они меня, боялись. Собрались однажды всем селом, выволокли меня из дому, да повесили прямо на суку. Так я стала жить на дереве. Да злоба во мне осталась. Начала я местным-то мстить. Ветром гоняла листья с дерева. Залетали они в дома, забирались в рот и нос спящим детишкам, душили во сне. Корни подземные хватали людей за ноги, утаскивали за собой. К себе я их забирала, со мной они живут с тех пор. Местные-то испугались, решили дерево извести. Рубили его, пилили, потом подожгли. Я ветер подняла, наслала пожар на их дома. Деревня-то сгорела, местные уехали. Да не отстала-то я от них. Всюду находила. Решила для себя, что не отстану, мстить буду, детишек их до десятого колена изведу, а то и больше. Тогда вернулись местные, отстроились. Дерево обгоревшее спилили, да на месте его этот дом возвели. Чужаков здесь селили, стало быть, в жертву мне отдавали. Я подобрела, местных пока не трогаю. До поры до времени…