Точно также я поступил с «пятнадцатикопеечной монетой», которой оплачивался межгород. Та же самая веревочка… к тому же не надо было опасаться того, что ее кто-нибудь заметит — практически всегда у кабинок были непрозрачные стенки, прозрачной оставалась только дверь, которую я загораживал своей широкой спиной, сохраняя тайну. Хотя — безопасность превыше всего — и я, позвонив, быстро покидал помещение, для оправдания своего бегства, глянув на часы со словами: «Кошмар» или «Ой» или «Опаздываю».
Помимо этого, я научился применять двухкопеечные монеты вместо пятнадцатикопеечных. Две копейки весили 2 грамма при диаметре 18 мм и толщине 1,1 мм, а пятнадцать копеек 2,5 грамма при диаметре 19,56 и толщине 1,3. Толщина играла мне на руку — надо было нанести лишние полграмма на монетку. Вначале, я попробовал окунать их в расплавленный припой. Но трудно было добиться нужного веса. Мне пришел на помощь, ныне покойный, Роберт Васильевич Воронцов, старший мастер нашей кафедры и изобрел способ превращения 2 копеек в 15. Дело было выгодным, но надо было находить семишники, что, само по себе, было сложно.
Время шло — мы звонили и звонили с переговорных пунктов, а потом, в какой-то момент, нам это, как-то резко, надоело и мы начали, понахалке, звонить друг другу с наших рабочих телефонов. Причем не сговариваясь друг с другом. Не скажу — кто позвонил первым — я или она. Скорей всего — Ирина, хотя???… не помню!
У меня в лаборатории был, практически, свой кабинет, да и к пяти часам вечера большинство сотрудников разбегалось по домам, а вечерние преподаватели приходили не раньше шести, поэтому с пяти до шести был натуральный «тихий час». В большом зале было темно, в лаборатории тоже, только изредка горел свет в кабинетах Сечкарева или Шиловича, да тускло освещался коридор, идущий от входных дверей. Вот тогда мы могли беспрепятственно сюсюкаться часами. Ирине приходилось ждать моего звонка битый час, поскольку из-за поясной разницы во времени, когда у меня было пять, у нее — уже шесть вечера.
В таких беседах, незаметно пролетело полтора года. Мы настолько свыклись с нашими ежедневными беседами, что позабыли о том, что воруем государственные деньги…
И вот, однажды, заведующий кафедрой Владлен Иванович Баловнев вызвал меня в кабинет и предъявил счет за межгород на какую-то, по тем временам, астрономическую сумму — то ли две тысячи рублей, то ли четыре. И спросил — что это? Я, не моргнув глазом, ответил, что проговорил их с подругой и, если у Баловнева есть такое желание, то он может поднять шум и привлечь меня к уголовной ответственности. Но последнее уж точно чести кафедре не прибавит, учитывая, что работавший среди нас Олег Гафуров, два раза был осужден на различные сроки, да и Юрий Маламут в самом начале своей карьеры, хоть и был оправдан, но обвинялся в изнасиловании малолетней. Так что кафедра у нас — с душком! Выплачивать похищенное я не буду, ни при каких обстоятельствах, поэтому, для Владлена Ивановича, кафедры Дорожных Машин, да и для самого МАДИ, лучше будет эту историю замять, покрыв недостачу из какого-нибудь научного договора и вдобавок, если очень чешутся руки, уволить меня по собственному желанию.