Конечно, у меня мелькнула мысль, что свинская морда решила развести городского неумейку, по полной программе и попробует теперь запихнуть меня вместо себя в загон. Но делать было нечего и пришлось из последних сил бежать открывать калитку в которую свин вошел без всякого сопротивления.
Рывком закрыв калитку, я раза два потрогал защелку, чтобы убедиться в ее защелкнутости. И только потом, от усталости повиснув на штакетнике, отряхнув с лица пыль и отплевавшись, стал размышлять над тем, что же произошло.
После такой упорной борьбы за свободу, боров сам идет в свою тюрьму? Дикость! Нонсенс! Чепуха!
Но присмотревшись я понял — нет не дикость — в пылу борьбы я совершенно забыл про другого борова, которого Иринка уже давным-давно возвратила на его законное место. Так вот — пока мы гонялись за его приятелем — любителем свободы и вкусной картошки с огорода, он преспокойненько жрал не очень вкусные помои, вылитые мною в корыто, еще до начала всей этой битвы. В конце концов, любитель свободы понял — пока он борется со мною за огород, другой боров, памятуя о «синице в руках», уже съел почти все, оставив своего друга в дураках.
Вот почему из всех домашних животных я признаю только кошку — она единственная, кто не унижается перед человеком за кусок хлеба. Она даже драться не будет, коли ее что-то не устраивает, она уйдет и не будет скучать по плохому кормильцу. Поэтому я резал, и курей, и баранов, и коз без малейшей жалости. Для меня это все равно, что открыть банку консервов. Консервы — они и есть консервы…
Не знаю чем и почему, но людей привлекают развалины. Удивительный факт, но… факт! Глядя на обилие фотографий различных позабытых-позаброшенных зданий и городов в различных частях света от Тайланда до Америки, и на тот интерес, который они вызывают у публики, понимаешь, что во всем этом есть некая притягательная сила. Но какая? Не знаю. Могу только предполагать.
Лично мне, тяга людей к развалинам кажется большой странностью, чуть ли не извращением. Разрушенное погибшее здание мне всегда представляется чем-то пугающим, омерзительным, антиэстетичным, как дохлая собака, из трупа которой через полусгнившую шкуру стали пробиваться кости, ничего, кроме отвращения, не вызывающее.
Но у людей явно иное мнение. Их тянет к развалинам значительно сильнее, чем к неразрушенным зданиям. Даже для нас, детей, в учебнике истории, целый раздел был посвящен Египту, Греции, Риму. Я с тоской рассматривал какие-то обломки, силясь представить себе, как это выглядело до разрушения. Но, увы — моего юного опыта для этого явно не хватало, что приводило меня в глубочайшее уныние! Лишь однажды, найдя в учебнике реконструкцию центральной площади Афин, я обалдел от великолепия увиденного. Перевернув страницу, я снова бросил взгляд на «каменоломню времени» — останки былой красоты и так и не смог понять — почему люди, изображенные на фото, рассматривают их? Чем они любуются? Чему восхищаются? Правда потом мне подумалось, что может быть они мыслят точно так же как и я, но просто не хотят высказывать свое мнение, боясь показаться изгоями. Возможно…32