В довершение, скажу, что несмотря на то, что я отметил положительные стороны руин — их романтичность, таинственность, притягательность, я все равно ратую за их восстановление. Пусть восстановленный объект лишится ореола таинственности, пусть он станет менее романтичным, может он станет привлекать меньше народа, но он будет нести в мир свою эстетическую идею, ради которой его, собственно говоря, и воздвигли наши предки. Которым, на самом деле, было абсолютно все равно из какого материала и какими инструментами он будет сделан. Их волновал только тот эмоциональный отклик, который будет возникать в душах, видящих постройку людей.
Однажды Ирина пригласила меня посмотреть старый алекаевский дом, в котором, по-прежнему, жил ее отец. У дома этого интересная история, но, к сожалению, она — тема другого рассказа. Родители Ирины разошлись, причем разошлись очень давно, когда ей не было и девяти лет. Поэтому почти все школьные годы она провела в новом. Но в старом оставалось ее, самое раннее, самое счастливое время, когда не надо было ходить в школу, учить уроки, а можно было ни о чем не заботиться и играть весь день.
Отец Ирины, которого она называла не иначе как «Дядя Толя» пил и пил крепко, порою, от этого, теряя разум. Российское пьянство и, связанная с ним, неустроенность быта — причина почти всех разводов в этой стране.
По пути я заметил, что Ирина сильно взволнована, но совсем не тем радостным волнением, которое часто возникает при посещении мест связанных со своим детством, а каким-то нехорошим болезненным волнением, какое бывает, когда идешь в больницу навещать знакомого человека. Подойдя к калитке, Ирина неожиданно начала довольно сбивчиво объяснять, что не любит здесь бывать и что, вообще, она здесь сто лет не была и прочая и прочая. По всему чувствовалось, что ей действительно больно здесь бывать.
Я не понимал — отчего? И, конечно, не мог понять, поскольку о пьянстве имел лишь поверхностное впечатление. Да, я видел пьющих людей, знал пьющие семьи — в школе со мною учились дети из таких семей, но все это наблюдалось только издалека. С таким детьми я почти не дружил, в квартиры к ним никогда не заходил. И что там творится, о чем там говорится никогда не знал. Если честно, то мои знания о российском пьянстве ограничивались фильмами с Никулиным и Вициным, да и карикатурами в журнале «Крокодил». То есть, в юмористическо-сатирическом ключе.
Мы поднялись на крыльцо и я распахнул дверь. Дом, достаточно большой, снаружи, изнутри казался огромным из-за полного отсутствия мебели и совершенно голых стен. Окна, неприкрытые занавесками, казались просто проломами в стене. Пол был грязный, усыпанный каким-то мелким мусором, песком ли, штукатуркой ли — кто знает. И, насмотря на то, что в дальнем углу стояла застеленная кровать, казался нежилым и давно покинутым.