Как то после занятий, вскочив вместе с подругами в переполненный троллейбус, они оказались буквально прижатыми, к каким-то молодым парням, пролетарского вида и, соответственно, с развязными манерами и быдляцкими ухватками. От парней попахивало застарелым перегаром и свежевыпитым пивом, которое придало им безбашенной смелости и молодецкого удальства. Не найдя ничего лучшего для выхода своей, не растраченной на работе, энергии они стали «клеится» к Ирине и ее подругам, говоря, как часто бывает с подобными типами в таких ситуациях, полнейшие глупости, граничащие с идиотизмом, выдавая их за остроумие.
Ирину, хорошо воспитанную и понимающую тонкий юмор, коробило от соседства таких ухарей. Но ничего сделать было нельзя. Уйти мешала толчея в троллейбусе и нежелание идти пешком по промозглой осенней погоде. Ответить достойно казалось небезопасным, поскольку у пьяниц переход из умильно-хамского в буйно-зверское состояние происходит мгновенно и неожиданно. А, что самое главное — по непонятным для трезвого ума причинам. Поэтому — коли жизнь дорога, то лучше не связываться. И если ее подружки, еще пытались что-то колко ответить, то она просто-напросто отмалчивалась.
Но это не помогло, а может быть и наоборот — ухудшило ситуацию. Один из парней, заметив, что Ирина все молчит да молчит, решил завязать с ней разговор, не найдя ничего лучшего, как сказав: «Девушка… вы вся такая зюлёёёная… ну, прям, как три ру-бля…», певуче растянув последний слог.
Непонятно, было ли это «бля» специально выделено парнем или же произошло это случайно под действием винных паров, но именно оно и добило Ирину. Поскольку остальные парни, не вникнув в суть разговора, но услышав знакомое слово «бля» закатились от смеха.
Вскрикнув от обиды и собственного бессилия по отношению к пьяному, даже не столько хулигану, сколько идиоту, с хлынувшими по лицу слезами, она, изо всех сил расталкивая локтями налево и направо людей, ринулась к выходу, проигнорировав гневные выкрики тех, кому она наступила каблуком на ногу или ударила под ребра…
Домой она добралась пешком и в совершенной истерике…
Больше ничего зеленого она никогда не одевала…
Время, которое, как принято считать, многое лечит, не стерла горечь обиды от полученного давным-давно оскорбления, виновником, которого, как она посчитала, явился, собственного говоря, ни в чем не повинный, зеленый цвет.
Постскриптум
Для тех счастливчиков, кто родился после советских времен, замечу, что к трехрублевой купюре, в те годы, было совершенно одиозное отношение. «Трешка», как ее называли была символом пьянства, его знаменем. Она действительно была зеленого цвета, но не того благородного темного-зеленого отттенка, как американский доллар, а какого-то отмытого, изначально блеклого, что уже само по себе как-то ассоциировалось с «зеленым змием»48. Но «пьяной» купюрой ее сделала денежная реформа 1961 года, когда водка стала стоить 2=87 и для пьяниц трешка стала пропуском в пьяный рай, гарантией опохмела. И несмотря на то, что с 1972 года цена на водку выросла до 3=62, трешка осталась по-прежнему основным средством покупки бутылки.