Проходят столетия, меняется практически все: правление, идеология, вероисповедание, даже образ жизни, понемногу, начинает меняться. Вот только обезьянничание упорно остается. Четверть века назад я услышал по радио фразу «Белый дом», отнесенную к Дому Правительства России. Разве это не обезьянничание. Ну почему не придумать свое? Зачем мне ихний Белый Дом в моей стране? Не нужен! Также глупо и смешно, как услышать «our Kremlin» по отношению к Вестминстерскому аббатству или Нотр-Дам де Пари.
И так во всем — начиная от манеры одеваться, до строительства, искусства и мышления. Только религия кажется не подвержена этому. Но это только видимость, поскольку религия — достаточно консервативная материя — собезьянничав однажды Византийскую империю она остановилась и замерла.
Лучшим доказательством обезьянничания русских служит знаменитая фраза «Москва — третий Рим» — ну ничего своего!
Я не считаю заимствование плохим поступком. Действительно — зачем изобретать велосипед? Но заимствование разумно и учитывает разницу между средой заимствования и средой размещения.
А вот обезьянничание, как раз, разумным не бывает!
Что приносит большие неприятности для заимствующих.
Триста лет назад Царь-Плотник начал строить Новый Амстердам, забыв о том, что дело происходит, в отличие, от реального Амстердама, на крайнем Севере, но затея, в сущности, не удалась. Так и слышится древнее пророчество: «Петербургу быть пусту!», когда вспоминаешь и катастрофические наводнения, и Октябрьский переворот, и Вторую мировую войну. Да и что его еще ждет впереди?
Еще один, не Царь, а религиозный деятель, собезьянничал Иерусалим, пытаясь вдолбить в русские умы, славянское происхождение Иисуса Христа. Затея также не удалась, хотя «Новый Иерусалим» остался, как памятник гордыне, глупости и тщеславию.
Ну про русское обезьянничание с языком знают все, кто читал Льва Толстого, где целые страницы написаны на чуждом и непонятном нам языке, который мы упорно пытались, если не присвоить, то по крайней мере взять напрокат9. Да и сам наш, русский, язык — сплошное обезьянничание. В нем отовсюду столько всего понадергано, что задумаешься — а существовал ли он, как таковой, на самом деле? То — калька с французского (красной нитью), то с греческого (школа), то с немецкого (роздых), то с татарского (кулак). Поэтому в нашем, «русском» языке он — пес или кобель, она — собака, сука или псина, а их дети — щенки или кутята. Как говорится — с миру по слову — языку быть готову.
А тысячу лет назад мы собезьянничали религию умирающей империи, которая мало того, что оторвала нас от культуры целого континента, так еще и душила свою, национальную, культуру. Не проруби Петр Первый окно, в России было б до сих пор темно. И никаких Пушкиных, Лермонтовых, Чайковских мир бы никогда не узнал.