До тех пор, пока я нс понял, что в «ангельской» реальности не о чем говорить, что это область чистых эмоций и созерцаний, у меня была неотвязная мысль найти себе партнера, чей ум принадлежал бы к той же реальности и с кем я мог бы разделить свое волшебное одиночество, поделиться впечатлениями. Однако в то время единственным моим «партнером» был весь физический мир в целом. Единое тело мира постоянно находилось со мной в паралингвистическом контакте, ежемгновенно реагируя на мое внутреннее говорение. Я оказался как бы лицом к лицу с тысячеглазым и тесячеруким существом, которым был весь окружающий меня мир. С одной стороны это единое тело убеждало меня с помощью знаков в экзистенциальной подлинности моей внутренней реальности, в подлинности произошедшего во мне сдвига восприятия, с другой стороны как бы и подчеркивало скандальность ситуации — ведь моя «подлинность» мировосприятия зависла в абсолютной космической пустоте, в одиночестве и мне совершенно не с кем было ее разделить. Только после того, как я постепенно начал глубоко осознавать, что мне и не нужно ни с кем ее разделять, чувство одиночества стало ослабевать, знаки «единого тела» редуцироваться, начался процесс акклиматизации и в конце концов, сначала с усилием, а потом как-то само собой я стал соединяться своим чувством «подлинности» с обычным миром, с его конкретными проблемами и делами, как это было прежде, до раскрытия «врат созерцания».
Но тогда, в поезде, до какой бы то ни было «акклиматизации» было еще очень далеко. Созерцание шло полным ходом, колеса раскручивались, происходили постоянные аберрации восприятия. В то время я все еще находился в состоянии расслоения образов на «темные» и «светлые». Глубинная установка ума на существование этих двух начал порождала довольно частую смену впечатлений: после созерцания «ангелов» я вдруг натыкался на «бесовские», демонические взгляды, направленные прямо на меня: огромные, клубящиеся дымкой в глубине глаза мужчин и женщин, ехавших в вагоне поезда. Поездка эта была настолько сплошь «духовная», что ее трудно описать в подробностях — не было никаких сравнительных, замеченных мной бытовых ориентиров, чтобы описать какие-либо конкретные события. Надо сказать, что такая полностью смещенная реальность — как темное, незнакомое помещение — дает реакцию специфического страха, точнее — постоянного напряжения. Это не определенный страх чего-то конкретного, а фобиальный настрой восприятия, чувство обнаженности и постоянное ожидание неизвестно чего.
Со звенигородской платформы до дома отдыха «Связист», где жили родственники, нужно было добираться на автобусе. Путь мне был хорошо знаком. Однако автобус поехал по другому, объездному маршруту, так как на прямом пути, вероятно, велись дорожные работы. И опять то, что автобус поехал неизвестной мне дорогой, еще больше усугубило, подчеркнуло «новосветность» моего положения.