Манчестерский дневник (Абарбанель) - страница 49

Когда Леви в первый раз побывал у Жени Жучкова в гостях, он увидел у него музыкальную аппаратуру, большой магнитофон с крутящимися бобинами с намотанными на них коричневой плёнкой, большими колонками-динамиками в половину человеческого роста, удивился и спросил:

— Ты это сам всё купил? Это же очень дорого!

— Я ходил работать на ткацкую фабрику и за всё лето заработал столько, чтобы это купить, — просто ответил Женя.

Леви запали в память слова Жени, и он решил также попробовать свои силы на фабрике. Прошло некоторое время после этого разговора, много или мало, Леви не заметил, но он решительно настроился воплотить свой план в жизнь. Если он правильно понял, речь шла о фабрике «Веретено», находящейся на Курляндской улице. Не по годам деловой Леви, в один из весенних дней, после школы, пришёл на эту фабрику и используя свой дар убеждения, изложил охраннику суть своего визита. Его пропустили к начальнику Отдела кадров.

— Здравствуйте, — поздоровался Леви с женщиной-начальницей.

— Здравствуй. Хочешь у нас работать? — спросила она. Но мы не можем тебя взять, так как тебе ещё только триандцать лет. Ты должен быть, по крайней мере шестнадцатилетним.

Дальше следовала непродолжительная беседа, во время которой Леви пустил в ход и свой природный дар убеждения и своё природное обаяние.

— Ну, хорошо, договорились, — женщина-начальник поднялась со своего кресла — приходи завтра к 07:30 на свой неполный рабочий день, попробуешь, поработаешь. Да, не забудь принести фотографии на пропуск. Сейчас получишь временный, а потом выдадим тебе постоянный. Всё ясно? Да, хотела спросить, а зачем тебе деньги? На аппаратуру? Музыку любишь? Ну, иди, музыкант. Завтра не опаздывай.

Долгожданные утренние часы! Первый рабочий день в левиной юной жизни! Сейчас как раз наступили летние каникулы и, когда его сверстники занимаются всякими глупостями и безделицами, Леви может немного поработать на этой фабрике, как его товарищ Женя, чтобы впоследствии купить себе вожделенные предметы.

Запылённая Курляндская улица, запылённые тополя. Клочки запылённого пуха свисают с них, лежат грязными комьями у их корней, некоторые тяжеловесно пытаются подняться в воздух, но тут же оседают в серую пыль асфальта. Слева через дорогу — широкие железные ворота, здание из когда-то белых кирпичей с большими орденами на фасаде — фабрика «Веретено». Леви запускают без лишних проволочек через проходную, проводят в цех. Леви не знает, что делать, за что взяться. Какая-то женщина в сером халате инструктирует его, показывает железную телегу, на которую надо будет грузить шпули с нитками и перевозить их от одних станков к другим. В громадном зале стоит серо-сизый туман от пыли, недостаточного освещения и от никогда не мытых стёкол, стоит нескончаемый грохот, перекричать который невозможно. Это гул от тысячи ткацких машин с их железными деталями равномерно бьёт сначала по ушным перепонкам, потом проникает всё глубже и глубже, добираясь до мозга, сердца и нервов. Леви катит неподдающуюся телегу от одного станка к другому медленно и мучительно. То ли от недостатка свежего воздуха, то ли от какой-то безнадёжности, которой этот воздух наполнен, Леви покрывается липким противным потом. Леви ищет глазами часы, которые сквозь туман проглядывают с закопчённой стены. Их стрелки, подобные колёсам телеги, видимо, такие же тяжеловесные — передвигаются с превеликим трудом или же вообще не передвигаются. Ползёт время, ползёт тележка, наполненная шпулями с намотанными на них нитками. Леви знает, что около двенадцати часов дня должен наступить обеденный перерыв. Но эти двенадцать часов упрямо не наступают, всё пребывает в каком-то тягостном забвении и только струйки пота под рубашкой весело сбегают вниз, довольные, видимо, тем, что им не приходится лицезреть всей этой удручающей обстановки, тем, что они спрятаны под тканью одежды.