— Да. Здесь когда-то была булочная, но что же могло в ней быть примечательного — мало ли в Ленинграде булочных?!
Леви задумывается. 1989 год. Да, кажется, это было именно 1989 год, год его Освобождения.
* * *
— Есть два пути развития, горизонтальный и вертикальный — возбуждённо объясняет один юноша другому, — мне кажется, твой путь — путь вертикального развития.
Два худощавых паренька сидят за задушевной беседой глубокой ночью в камере ленинградской тюрьмы следственного изолятора ИЗ 45/1, в просторечии именуемой «Кресты». Интеллигентные ребята, интеллигентный разговор. Что они делают здесь, в этой затхлой, смрадной камере шести квадратных метров, с двумя рядами трёхъярусных нар, на которой шевелятся, похрапывая и посапывая, закутанные в куцые застиранные одеяла их сокамерники, ожидающие каждый своего суда и приговора? Один из них с «Вертикальным развитием» уже несколько лет ждёт сам не зная чего, переводимый из камеры в камеру, из колонии в колонию. Другой находится всего лишь пару дней в этом страшном мешке из красного кирпича с железными дверьми, железными решётками, железными жалюзями.
— Ты знаешь, я был такой счастливый, когда сдал последний экзамен, получил диплом и свои лейтенантские погоны! Как я был им рад! Выпускник Военно- Медицинской академии, Леви, ты понимаешь, как это круто!
— Конечно, конечно. Это — серьёзная учёба.
— Самое тяжёлое было — фармацевтика. Зубри-и-и-ить и зубрить, — затягивает Володя, — латынь и названия препаратов — это была работа! А сама учёба — ничего, не сложно. Я люблю учиться. Вот награда — диплом с отличием.
— Как тебя сюда угораздило? Провокация?
— Я сам не понимаю, — разводит плечами Володя, — зашёл за дом у метро Владимирская, помочиться. Какой-то БОМЖ стал приставать, чтобы я купил у него часы. Потом подъехал ГАЗик с милицейским нарядом, арестовали, предъявили обвинение по статье 145 УК части 1, в ограблении — и вот, я здесь, — Володя ещё раз растерянно, беспомощно пожимает плечами, разводит руки в стороны, — наваждение какое-то.
Володя отбыл в заключении под следствием восемь месяцев, и был освобождён из зала суда за отсутствием состава преступления. Всё бы хорошо и быть бы счастливым, но что-то в судьбе было уже испорчено, исковеркано, повреждено. Володя не знал, кем он себя больше должен чувствовать — доблестным офицером-врачом или отпущенным на свободу «зеком».
Леви перелистывает страницы потрёпанной записной книжки, вынесенной «контрабандой» на свободу, думая и колебаясь — позвонить или не позвонить? Расстались ведь, вроде, «не очень», да и все эти тюремно-лагерные контакты — к чему они? Хочется, всё же, совершенно новой «страницы», чистой и девственной, а ещё лучше — новой книги.