Невозможно согласиться с утверждением «критика», что «судя по всему, были серьезные сомнения в правдивости боевого счета Павличенко, например, в отношении ее успехов в борьбе с вражескими снайперами». И будто бы только после того, как Людмилу после излечения направили из Новороссийска в Москву, Главное политуправление Красной армии (цитируем), «имея далеко идущие пропагандистские планы, стало активно „работать“ с новоиспеченной кандидаткой в героини». О каких сомнениях командования в правдивости боевого счета Павличенко можно говорить, если ее показатели назывались публично, в центральной прессе не после, а еще в ходе обороны Севастополя (например, в упомянутой ранее статье в «Известиях» от 17 мая 1942 г. за подписью дивизионного комиссара И. Ф. Чухнова)? Как можно называть «новоиспеченной кандидаткой в героини» человека, опять-таки публично признанного героиней ее командирами и сослуживцами по обороне Одессы и Севастополя, человека, в честь которого задолго до пресловутого вызова в ГлавПУ слагали стихи известные всей стране поэты?
И уж совсем недостойно выглядят досужие рассуждения «критика» относительно того, что образ Павличенко должен был в советской пропаганде заменить «изрядно потускневший», по его выражению, образ мученицы Зои Космодемьянской. Это такая, извините, дичь, что и комментария не требуется.
Можно отчасти согласиться с тем, что методики подсчета успехов снайперов (как, впрочем, и истребителей танков, летчиков-истребителей и др.) грешили многими недостатками, а подчас имели место и приписки. Но в каждом конкретном случае обвинений нужны железные доказательства. Попытки же бросать упрек в адрес Павличенко ли, других ли участников войны, не имея на то веских оснований, а лишь опираясь на обывательские рассуждения, никакому даже самому правдолюбивому исследователю лавров не принесут.