В общем, по полной программе. Даже с мороженым.
В овощном на том же Ирвинге накупили черешни — чёрная, каждая ягода, как слива, сладкая, сочная… Овощей всяких… Персики, чернику… Огурцов там, конечно, хороших не было, так что мы вернулись на «Гирю» в овощной за огурцами, брынзой и малину ещё прихватили. Ягодный день да и только. Потом — в русский…
В общем, домой явились уже почти вечером.
А на крылечке сидит гостья: Маргарита. Одну сигарету прикуривает от другой. Вид какой-то чудной: не то под градусом, не то из-под иглы, — не ясно. И сильно смахивает на шизу с навязчивой идеей.
Мы подошли. Бардесса уставилась на Кирилла, блестит сухими (кажется, что должны болеть от сухости) глазами. Я стала её успокаивать, мол, как вы сюда попали? Неужели нас ждёте? Сколько же времени тут сидите? И так далее.
Она отрывисто, но тем же (не запомнить сложно!) прекрасным грудным голосом ответила: — Сижу давно, но ведь не в тюрьме и не на яйцах… Времени — хоть поварёшкой хлебай, деваться особо некуда… К тому же, скоро обратно в Бостон.
Я, конечно, пригласила её в квартиру, как полагалось в Москве в старые добрые времена, сразу на кухню (благо — просторная), и, пока Кирилл разгружался, стала ей предлагать всё подряд, чтобы хоть как-нибудь успокоить. Гостья ничего не хотела. Я поставила чай, а покупки закинула в холодильник. Пора готовить ужин, а Марго (так она себя сама назвала) сидит, молчит, курит и уходить явно никуда не собирается.
Первому это надоело Кириллу. Он подошёл ко мне, ткнулся боком в бок, знаешь, как будто всем телом толкнулся, но легонько: только, чтобы обратить на себя внимание, а после подал голос, что я ему нужна. Прямо так, в лоб: — Ты ещё долго будешь занята? Ты мне нужна.
Марго эту сцену пронаблюдала, улыбнулась немножко криво, не то с сарказмом, не то с параличом правой стороны губы. Посмотрела куда-то в сторону и заявила: — Не надо, Малыш. Не прогоняй меня. Я тебя почти пятнадцать лет не видела.
Мы с Кириллом смотрим друг на друга, ещё как будто не понимаем, но в душе у меня начинается кошачий скрёб. Разве от Мишки можно ожидать чего-нибудь мало-мальски не плохого? Знаю же, раз Мишка привёз её, — значит, дело скверное: обязательно полезет что-нибудь мерзкое.
Но мне, конечно, девицу жалко: чувствуется, что у неё на душе мрак и ужас. Причём, неизвестно, сколько часов, а может, — дней, месяцев, лет… И до меня потихоньку доходит, что она не сумасшедшая, не под воздействием, а просто какая-то непутёвая. Бывают, знаешь, такие: безалаберные, неудачливые, которые дурость свою вместе с несчастьем пытаются скрыть кривой саркастической улыбочкой. А Кирилл уже фыркает и у него в глазах не то, чтобы сожаления, а даже намёка на сочувствие не вижу.