Секунды, ребята! Это ваш запас патронов на всю жизнь. Вам не дано права расходовать их попусту. Мы не простим тому, кто превратит свою жизнь в бесцельное времяпрепровождение!
Капитан
С высоты альпинария, где они сидели на скамейке, была видна почти вся котловина. Она походила на гигантскую борозду, на дне которой лежал город.
— Хороший город! — говорит после продолжительного молчания Младен и размышляет: «Да, я должен во что бы то ни стало остаться здесь, начать отсюда! Едва ли где-нибудь мне представятся лучшие возможности. Такой город мне и нужен! Ни большой, ни маленький!»
Другой желчно улыбается.
— Что это за город! — хочется сказать ему. — Дыра, а не город!
Он молчит. Будто его нет. Он там, откуда все кажется ему в одинаковой степени разумным и бессмысленным. Ему надоело спорить, доказывать (каждый прав по-своему), надоело рассуждать и принимать решения, чтобы в следующую минуту отказаться от них. Он предпочитает просто стоять вот так и смотреть вдаль.
«Как манит простор… успокаивает. Можно менять масштабы… Единица, деленная на единицу, а теперь — единица деленная на бесконечность и… моя собственная ценность сводится к нулю… Неужели только женщины придают значение нулям!» Из его груди вырывается злой смех. Опять горько пошутил над собой.
— И парк мне нравится, — продолжает Младен, увлеченный своими планами. Нигде мне не встречались такие парки.
Парк! Разве это парк! Учебно-показательная оранжерея. Образцы ботаники. Разве эти серые уродики с латинскими названиями — цветы? А эти чахлые декоративные кустарники — деревья? И кому нужен этот принаряженный, скучный альпинарий?
Иван раздраженно оглядывается кругом.
А бесчисленные этикетки? Только уничтожили живую красоту природы, чтобы подделать ее разными садовыми украшениями. Так оно и бывает, когда люди не знают, что делают.
Ну а он… Ему ясно, что делать? Письмо не было для него неожиданностью. Даже в минуты самых больших надежд ему всегда казалось, что такое письмо придет, непременно придет, на то были веские причины. И хотя он приготовился к этому, он все же испытывал мучительную боль при мысли, что потерял нечто бесконечно дорогое.
Красивая женщина? Есть и красивее! Хорошая жена? Не такая уж хорошая! Большая, преданная любовь? Не было и этого! Хороший друг? Нет!
Нелегко признаться, что он сожалеет об иллюзиях. Не о том, что было, а о том, на что надеялся. И вот выдумывает теперь разные оскорбительные причины — неверность, бесчестие, подлость, — приписывает их жене, обвиняет ее во всем, наливается гневом. Однако, от этого ему не становится легче. Несмотря на ненависть, недоброжелательство, он все же продолжает ее любить.