Алесь смотрелся понормальнее, но вообще тут вся команда была очень странная. Как будто в КомКоне есть какие-то внутренние подразделения, и я видел совсем других комконовцев, и на Океане-2 работали — ну просто вот принципиально другие, вообще ничего общего. Шалыгин был суровый мужик, армейская косточка. Этот Сомов или Ромов — как его-то бишь? — офисный задрот, смотреть не на что. А Алесь…
Не могу сразу сказать. Только не особо мне понравился.
Впрочем, я ждал. Ждал, что будет худо.
До последнего момента думал, что духу не хватит крикнуть Майорову. Именно потому, что знал, насколько будет худо. Там же шедми.
Не только дети.
С Майоровым же были те шедми, которые с конференции по ВИДу. Спокойный мужик, который собирался авторучку в глаз воткнуть, и девушка. Красивая… волосы — как ртуть. Как у тех. И глазищи чёрные, невозможные.
И оказалось, что на их женщин мне тоже смотреть нестерпимо. Сразу вспоминается… и погано на душе.
Между тем в отеле этот Алесь у меня документы спросил. Я доступ ему открыл к личной базе — и он читал, как детектив. Там много интересного, факт. Особенно когда он до медицинской карты добрался и до допусков к полётам.
— О! — сказал. — Контуженный? В анамнезе — травма позвоночника, черепно-мозговая…
— Просто черепная, — говорю. — Будь там мозги — всё бы иначе вышло.
Он хмыкнул:
— Ну да, ещё бы! Контузия, депрессия, целый букет психических расстройств — ты просто бесценный кадр, что бы мы без тебя делали! Вдобавок это, значит, ты тот самый пилот, который на Океане-2 единственный выжил после первого удара шедми? Знаменитость, однако… И после такого вот тебя потянуло обратно? Чуден свет…
— Ну не лезь, — говорю, — ко мне в душу, контактёр, а?! Мне очень надо на Океан-2. Меня до полётов пока не допускают, но я могу что-нибудь другое. Твой шеф сказал, на погрузчике надо работать, помочь с детьми на станции — так хрен ли для погрузчика здоровая голова? Чем я там поврежу?
Алесь на меня посмотрел — в землю закопал и надпись написал:
— Повредить — просто элементарно. А вот исправить потом может оказаться невозможно. Их мало. И мы ни одним из них рисковать не можем. А что у тебя на уме, я не понимаю. Может, ты мстить решил. За павших товарищей — или как это называется.
А у меня в горле сразу ком, руки сами собой сжались в кулаки. После контузии и впрямь трудновато себя в руках держать, сука! Но я тут же понял: вот разорусь сейчас — и мне скажут, чтобы я валил закатывать истерики в другом месте.
И мне останется только пойти в ближайший скверик и повеситься на ближайшей берёзе.