Одно очень неприятное наследство досталось мне от Корнилова — это раздача георгиевских крестов в госпиталях. Порядок им был заведен такой: все инвалиды, отправляемые на родину, награждались крестом в случае полной неспособности и медалью в случае частичной неспособности. Примерно раз в две недели все инвалиды собирались в один из госпиталей, куда я отправлялся с ящиком крестов и медалей. Система раздачи, по-видимому, проста (т. е. одна рука или глаз — медаль, полная безрукость или слепота — крест), в действительности же порождала массу недоразумений. Кроме того, вернувшиеся из германского плена инвалиды, потерявшие работоспособность вследствие особенностей немецкого режима, тоже требовали себе крестов, что уже окончательно противоречило Георгиевскому Статуту. Каждая раздача создавала больше недовольных, чем довольных, а потому, после двух-трех раз, я этот новый обычай отменил.
С первых же дней в Петрограде пришлось обратить особое внимание на контрразведку[136]. Во главе этого отделения находился капитан Никитин[137], и должен отдать ему справедливость, что дело у него наладилось великолепно. Выселение из столицы подозрительных элементов, разрешение или отказ всяким немцам прибыть из мест отдаленных и т. д. — все это шло более или менее как по маслу, но зато в чисто шпионских делах бывало иногда трудно с Министерством юстиции. Даже для ареста требовалось больше доказательств, чем прежде для расстрела. Иногда при полной очевидности шпионского содержания письма все-таки отдавалось предпочтение толкованию его в смысле коммерческой или деловой переписки. Кроме того, шпионство до такой степени тесно переплелось с большевистской политикой, что разграничить контрразведку от политического сыска являлось крайне трудным. По моему мнению, и разграничивать не стоило, но правительство было крайне щепетильно и не соглашалось считать преступлением получку большевиками через Швецию крупных денежных сумм, якобы для коммерческих целей, при посредстве хорошо известных в Стокгольме немецких шпионов. За один месяц, помню, прошло таким образом около 10 миллионов рублей, — достаточно, чтобы подкупить весь Петроградский гарнизон, но большевистские агенты, во главе с г-жой Суменсон, доказывали свои крупные торговые обороты со Швецией и иногда даже получали поддержку товарами, которые с большим успехом превращали в Петрограде в наличные деньги.
Легко было бы установить немецкое происхождение денежных переводов, воспользовавшись контрразведкой союзников или посадив своих агентов в шведские банки, хотя и тогда вряд ли правительство решилось бы на энергичные меры. Однако же с союзниками получилось легкое недоразумение. Английский военный агент, генерал Нокс, мне заявил, что правительству он давать сведений не будет, так как некоторые данные, сообщенные Министерству юстиции, через несколько дней были известны в Совете, что могло сильно подвести агентов, а потому он согласен давать сведения только лично мне для моего собственного руководства. Что же касается нашей агентуры в Стокгольме, то это дело было в руках Главного управления Генерального штаба. Керенский где-то выкопал некоего Миронова