Юрка отправил ему свою, а фотографию пятого отряда кое-как приладил к ковру над кроватью. Он решил, что она должна висеть именно там, потому что окна его комнаты выходили на восток и первые солнечные лучи падали именно на это место.
На фотографии Володя натянуто улыбался, выглядел напряженным и собранным. Ближе всего к нему стояли с одной стороны Олежка, с другой – пухляк Сашка. Малыши застыли, вытянув руки по швам, – выглаженные, умытые, причесанные. За их спинами возвышался памятник Зине Портновой, а над головами раскинулось чистое небо. Юрка, каждое утро глядя на это фото, думал, что они запечатлены там совсем ненастоящими. И Володя там ненастоящий. Ведь только Юрка знал, что именно он скрывает за улыбкой и линзами очков.
Первые пару месяцев Юрка держался только благодаря письмам. Нет, он всеми силами пытался скрыть от окружающих свою тоску: улыбался родителям, иногда гулял с ребятами во дворе, ел, пил, ездил к бабушке, помогал маме по дому, а отцу в гараже. Но мыслями Юрка постоянно возвращался в «Ласточку», а время отсчитывал от письма до письма. В них он находил подтверждение тому, что Володя действительно есть, что он до сих пор с ним и вроде бы любит его. Но их разделяла почти тысяча километров. Это было так несправедливо! Юрка всегда считал, что любовь способна победить что угодно, а оказалось, что расстояния ей неподвластны.
Чуть легче стало только к зиме. Юрка смирился, тоска притупилась, будто бы вместе с первыми холодами и его сердце немного подморозило.
Переступив на другую плиту, Юра будто шагнул по временной шкале из восемьдесят шестого года в следующий.
Она, будто газета, датированная 1987-м, была почти как новая, целая, без единой травинки и трещинки. В восемьдесят седьмом и отношения были такими же чистыми и цельными, хотя уже больше полугода они тосковали друг по другу в разных городах, продолжая утешаться единственным, что у них оставалось, – письмами.
Володя писал часто и обо всем. Поначалу родители удивлялись: что это за письма, почему их так много и приходят так часто. Юрка, конечно, рассказал, что это его друг по переписке, с которым они познакомились в «Ласточке», что он живет в Москве, поэтому дружить они могут только вот так, на расстоянии.
И если заглянуть в письма, там они действительно казались только друзьями – формулируя свои мысли так, чтобы никто не мог заподозрить неладное.
Юрка учился читать Володю между строк, знал, где за дежурными фразами прятались упоминания общего прошлого и личного настоящего. Он мог, не видя, а представляя себе его мимику, угадывать настроение в буквах, в почерке, в кляксах и отпечатках пальцев на бумаге. Он знал, на каком слове Володя хмурился, на каком резко, тычком поправлял очки. Представлял себе его комнату и самого Володю, сидящего за письменным столом напротив окна. Представлял его на лекциях, как он слушал преподавателей и болтал с одногруппниками. Вот только понять, о чем именно они говорили, не мог. Володя мало что писал об этих обсуждениях – скрытничал, боясь сказать лишнего. Несмотря на то что говорить теперь разрешили о многом.