— Ты даёшь ему оружие? — вполголоса спросил когорун. — Я не сказал бы по его взгляду, что он для этого достаточно усмирён.
— У меня есть основания ему верить, — сказал Сольвейн спокойно.
— За твою доверчивость можем поплатиться мы все, когда он ночью перережет горло тебе и кому-нибудь из дозорных.
— На ночь я связываю его, о когорун.
— Да? И ему нравится, когда ты это делаешь? Когда трахаешь его связанным?
— Я не спрашиваю, что ему нравится, — ответил Сольвейн всё так же спокойно.
Рунгар расхохотался и хлопнул его по плечу.
— Я вижу, Сольвейн, кмелтский мёд хоть и пришёлся тебе по нраву, но не смог опьянить. Это достойно барра. Что ты сделаешь с ним, когда мы будем уходить?
Он уже опустил полог и теперь говорил весело и деловито, словно речь шла о добротной лошади, добытой в бою.
Вопрос застал Сольвейна врасплох. Он слегка нахмурился, отвечая:
— Вообще-то я собирался взять его с собой в Баррад, о когорун.
— В Баррад? Это глупо. Ты же знаешь, что отсюда мы пойдём в Бертан, и хорошо если через год доберёмся до Баррада. Ты будешь таскать его повсюду за собой всё это время? Это отяготит тебя, а заодно и войско. Ни к чему волочить лишний хлам. Советую тебе продать его на торгу в Ильбиане, мы остановимся там по пути на юг. Если он и впрямь столь искусен в постели, фарийцы дадут за него пристойную цену. А в Бертане ты возьмёшь себе другого мальчишку.
Когорун говорил, и лукавая усмешка играла в его глазах. Сольвейну всё меньше нравился этот разговор.
— Фарийцы предпочитают более… хрупких мальчиков. Этот недостаточно хорош для них.
— Ты принижаешь достоинства своей добычи, Сольвейн сын Хирсира! Когда ты только принёс его, я, признаться, не посмотрел на него как следует, но теперь… Ты взял на редкость красивого пленника. И где-то я уже, кажется, видел эти глаза. Разве их можно забыть? — он засмеялся, и Сольвейну вовсе не понравился этот смех. — Не хочешь фарийцам — продай его мне. Я сделаю его путь к богам быстрым и лёгким, а перед тем он познает блаженство, какого не знал с тобой. Ведь ты-то не слишком опытен с мальчиками, насколько мне известно.
Сольвейн вдруг заметил, что другие барра вокруг бросили свои дела и внимательно слушают их разговор. Ни один из них не посмел бы вмешаться, но на их лицах читалось явное недовольство. Им тоже не нравилось, что Рунгар поглядывает на добычу свего воина. Кровь барра принадлежит его когоруну, но что он взял в бою — то его, и только его.
Эти взгляды придали Сольвейну уверенности в своей правоте.
— Благодарю, о когорун, — выпрямившись, сказал он как можно более ровно. — Однако я сам разберусь, что делать с моим пленником. Если мне понадобится твой милостивый совет, я непременно испрошу его.