Улыбка сбежала с красивого лица Рунгара. Щёки над тщательно уложенной бородой гневно заалели. Сольвейн внезапно заметил, словно впервые, что волосы когоруна чисты и бережно расчесаны, и три воинские косы лежат волосок к волоску. Их укладывают наложники-асторги… Эта мысль привела его в бешенство. Имея своё, как смеешь зариться на чужое, будь ты хоть когорун, хоть сам Огненный Драт?!
— Смотри, Сольвейн, как бы не взяли силой то, что отказываешься дать добром, — процедил Рунгар и широким шагом пошёл прочь.
Сольвейн вернулся в шатёр с тяжёлым сердцем. Он не верил, что когорун воплотит угрозу, и всё же отчаянно жалел, что показал ему Бьёрда. А кроме того, в одном Рунгар был прав: со дня на день должен появиться Гундард, забрать войско на корабли и уйти на юг… Найдётся ли там место для лишнего человека, или всех рабов велят отдать реке, чтобы не отягчать судно?
Сольвейн вдруг понял, что провёл последнюю неделю будто во сне. Он в самом деле редко выходил из шатра — подобной ненасытностью он отличался лишь в ранней юности, когда только взял Хьёдвиг и много часов подряд проводил с молодой женой в их новом доме. Но те времена прошли. Ныне Хьёдвиг, его суровая Хьёдвиг, раздалась в талии и отяжелела в бёдрах, мужа ночами принимала всё неохотнее и частенько ворчала, неужто ему мало молоденьких рабынь. Шла ли она в сравнение с этим юным, гибким, узким и горячим внутри телом? Сольвейн вновь вспомнил светлые глаза дикой кошки, восемнадцать зим назад введшей его в мир воинов, в мир любви и насилия. Почему он не взял её тогда с собой и не сделал своей женой? Он не помнил. Это было так давно, и столько других женщин и битв лежало между ним и нею.
Столько женщин — и один мальчик. Которого, Сольвейн понял вдруг, он не хотел лишаться — и не хотел ни с кем делить. Довольно того, что когда-то он не сумел сохранить ту, у которой были такие же глаза.
Бьёрд увидел, что он мрачен, и послал ему короткий вопросительный взгляд. Сольвейн задёрнул полог шатра, остановился и хмуро посмотрел на своего пленника. Взлохмаченные чёрные волосы падали на никогда не улыбавшееся лицо, голубые глаза напряжённо следили за Сольвейном… Этот зверёныш мог кинуться на него в любой миг. Сольвейн помнил, как он, даже будучи раненым и связанным, извивался в его руках в самый первый день. Почему он теперь молчалив и покорен? Внезапно эта мысль вызвала в Сольвейне не удовольствие, а раздражение. Он резко шагнул к Бьёрду и грубо толкнул его назад. Когда парень потерял равновесие, Сольвейн схватил его за ноги и дёрнул, переворачивая на живот. Бьёрд тревожно заёрзал, но не особенно воспротивился. Даже встал на четвереньки и приподнял зад, уже зная, что последует дальше.