Он и сам не заметил, как перестал язвить её своим жалом, а начал спокойно и деловито указывать на явные недостатки — глагольные рифмы, сбои ударений, штампы и прочие выбоины на пути начинающего поэта. Ученица оказалась то ли очень наивна, то ли очень хитра. Всякий раз она так трогательно его благодарила, с таким очаровательным энтузиазмом принималась править свои неловкие вирши, что постепенно наш критик совсем растаял. С каждым днём его замечания становились всё деликатнее, всё нежнее и бережнее, и вот он уже не критиковал, но выращивал её, как мать растит своё дитя, и когда в один прекрасный день уже другой, пришлый критик из Гениев попытался усомниться в литературных способностях аcidophileen, ревнивый Порочестер устроил наглецу такой разнос, что тот не появлялся на сайте несколько дней — зализывал раны — а, когда всё-таки вернулся, то незаметно перешёл на прозу, которую, очевидно, счёл куда более лёгким и безопасным местом приложения сил.
Тут-то все, кто наблюдал за развитием событий, и убедились в том, что между этими двумя происходит нечто тонкое, ажурное, неуловимое.
Перемены в аcidophileen тоже были заметны. Главная выразилась в том, что она решительно порвала с экспериментаторами — и широкими шагами направилась в сторону традиционного стихосложения, для начала снабдив свои тексты запятыми и точками и перенеся всю эту красоту в рубрику «Любовная лирика». Вскоре из её стихов почти исчезли глагольные рифмы, зато появились мысли и оригинальные метафоры. Она даже начала потихоньку замахиваться на таких зверей, как аллитерация и ассонансная рифма, и, в общем, думаю, что Порочестер потихоньку сделал бы из неё поэта — Лена девочка способная, — если бы наш с ним общий протест против виртуальной зависимости, о котором я рассказывал чуть выше, не натолкнул его на совсем другие идеи и замыслы.
Как мы помним, Лене в них отводилось далеко не последнее место.
А та, бедняжка, и не догадывалась о том, что готовит ей судьба. Она вовсю наслаждалась виртуальной жизнью — стряпала стишок за стишком, общалась с новыми друзьями, крутила с Порочестером шашни на форуме, — и только иногда с тревогой замечала, что (прежде уверенный и бравурный) тон её друга в последнее время будто бы несколько… изменился, что ли?.. Он всё чаще казался вялым, уклончивым и каким-то даже… испуганным, — будто кавалеру вовсе и не до дамы своей было, но вежливость и взятая на себя роль обязывали держать марку. Чуткая аcidophileen, не привыкшая незваной лезть в чужую душу, подумала тогда, что, видимо, в заэкранной жизни Порочестера происходит нечто такое, что вовсе её не касается. А раз не касается, то и спрашивать нечего.