Колос (сборник стихотворений) (Шестериков) - страница 10

Колдует яркими огнями
Красивая большая ель.
Она цветет.
Сверкает молодо, —
Во весь свой трехэтажный рост.
И вся она как бы из золота,
Из синих лун и алых звезд…
Пусть эти горы рухнут в марте
И елка скоро отгорит;
Пусть в школьных атласах на карте
Веселый остров не стоит;
Но эта островная суша,
Не окруженная водой, —
Мне детство поселяет в душу,
Хоть я давным-давно седой.
Как он хорош, морозец колкий!
И ветер. И бушует снег.
Но не смолкает остров Елки,
Не угасает остров Елки,
Страна, куда пускают всех!

ПАМЯТНИК

А. М. Горькому

Запылилось, устало лето.
Дождь прошел.
В камень ссохлась грязь.
А он смотрит на все на это
Молчаливо, не шевелясь.
Солнце в небо идет все выше,
А потом опадает зной.
Он в дневной жаре неподвижен,
Неподвижен во мгле ночной.
И ничто его не разбудит —
Ни луна,
Ни свист соловья.
Но он дивом кажется людям:
У него есть пора своя.
Та пора: три-четыре ночи,
Ночи летней большой грозы.
Как сверкает он,
Как грохочет,
Как живет он в эти часы!
Грозовое белое пламя
Ослепляет его глаза.
Немигающими очами
Смотрит он,
Как шумит гроза.
Хлещет ливень.
Вода, как в море,
Подступает под пьедестал.
Необъятному грому вторя,
Отзываясь, гремит металл.
Он плывет сквозь ночь без оглядки
В струях огненного следа
И с чугунной его крылатки
Молодая течет вода!

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Моей дочке

Снова день и горяч и ясен —
Дождик сбило за Балахну.
Становись под тяжелый ясень,
Я воды на тебя стряхну!
Брызнут дружные капли с веток,
Им, припрятанным, нет числа.
Обдадут себя напоследок,
Чтобы ты веселей росла.
Не изнеженкой, не худою.
Чтобы век тебе не хворать.
И меня дождевой водою
Обливала когда-то мать.
Задевала прямо из бочки,
Говорила:
«Как с гуся вода,
Так стекай с моего сыночка
Хворь и всякая худоба».
Я и вправду вырос не хворым —
И широк и густоволос.
Где он, тополь тот, под которым
Я когда-то стоял и рос?..
Ты смотри,
Как поля вздохнули,
Как запахли кругом сады,
Сколько луж посредине улиц,
Сколько в бочках стоит воды!

ПРО МОЕГО ДЕДА

Много ходит в селе рассказов
О сутулом деде моем.
Но плохого слова ни разу
Я нигде не слыхал о нем.
От своей он не бегал доли,
Все заботливей и бедней;
Половину нашего поля
Он очистил от мертвых пней.
Он у общества нанимался
И махал, махал один.
До могилы не разгибался —
Столько вымахал десятин.
А за ним, за сутулым дедом,
Мужики подвигались следом.
Землю свежую поднимали,
Рвали прямо из-под пенька,
Урожай сам-двадцать снимали
И везли на свои тока.
Только дедушка за мозоли,
За подтеки, за синяки
Вез под осень с пустого поля
Потом политые пеньки:
Из-под ясеня, из-под ели,
Из-под дуба обхвата в два.
Ой, и жарко они горели,
Эти каторжные дрова!
Он, до гроба чернобородый,