— Я слышала как вы прочли одну реплику, мне этого достаточно. Поверьте, я в этом разбираюсь: вы можете достичь многого, У вас прекрасные данные…
— Не беспокойтесь, Морис, — вмешалась Мов. — У моей тети заиграет и последний чурбан.
Таким вот образом все завертелось, закрутилось. У продюсера в «портфеле» нашелся один литературный сценарий, именно то, что хотела Люсия. Некий крупный специалист в данном вопросе, приступив к работе под руководством моей… благодетельницы, быстро закончил обработку сценария. Короче, я попал в водоворот событий. Разумеется, все, кто принимал участие в постановке нового фильма, не строили на мой счет каких-либо иллюзий. Для них я был просто возлюбленным, жалким альфонсом, ради которого идут на безрассудство, пусть оно и недешево обойдется. Ибо Люсия вкладывала в эту авантюру немало денег. По правде говоря, она поступала так не только ради меня. Как она и сказала мне в самом начале, она уже давно лелеяла мечту попробовать себя в качестве режиссера! Впоследствии мне пришлось убедиться, что таково честолюбивое стремление каждого актера, хорошего или плохого. Не знаю почему, но все они страдают этой своеобразной манией величия, которая внушает им желание очутиться по другую стороны камеры.
Тот факт, что я был совершенно неизвестен, Люсию устраивал. Для своего режиссерского дебюта она нуждалась в послушном мальчике. Если б она для своего боевого крещения выбрала какого-нибудь знаменитого коллегу, дело наверняка пошло бы туго.
Мы были так охвачены энтузиазмом совместной работы, что наша любовная страсть отошла на второй план. Иногда поздно вечером все по той же пожарной лестнице я пробирался к Люсии, но у нас всегда заходил разговор о фильме и даже вид расстеленной постели нас не отвлекал. Зато случалось, мы заглядывали в мою бывшую комнату, забираясь туда по черной лестнице. Люсия как бы испытывала потребность унизить себя, опуститься. Она жила в такой роскоши — шелк, хромированный металл, мягкая кожа, тонкие ароматы, — что уродство этой лестницы, убожество нищей комнатушки, жалкая железная кровать с грязными простынями давали ей своеобразный отдых.
В любви она не знала меры, вела себя как ненасытная самка, отбросив всякую стыдливость.
Я старался изо всех сил удовлетворить ее страсть, однако мое отвращение к ней все росло. Но что любопытно: когда я сжимал ее в объятиях, я забывал «настоящую» Люсию и думал лишь о Люсии «вымышленной». То есть, я ухитрялся больше не видеть стареющую актрису с увядшим, несмотря на все старания институтов красоты, лицом; я видел знаменитые персонажи, воплощенные ею на экране, увековеченные волшебством кино.