Когда я выстрелил, Люсия какую-то долю секунды оставалась неподвижной. Затем раскрыла рот так же, как во сне, и голова ее в самом деле напоминала череп; а потом рухнула на паркет.
Выдохшись, я замолчал. Люсия встала на колени у подножья кровати. Она приблизилась ко мне почти вплотную. Расстегнула платье и стянула его с себя, сохраняя равновесие сначала на одной ноге, потом на другой. Освободилась от корсета, лифчика, пояса для подвязок. У нее было невероятно молодое тело.
Место, куда я ее ударил, постепенно сделалось красным. Черные глаза горели…
— Я хочу, чтоб ты взял меня, Морис!
Ее жадные руки завладели мной. Я не смог бороться. Я не желал бороться. В очередной раз я был побежден ее колдовской силой.
Потом… она заснула.
* * *
Я встал, взял единственный в комнате стул. Сколько времени я провел у ее изголовья, наблюдая, как она спит, недоверчивым взглядом? Я не смог бы сказать… Ее почти бесшумный сон действовал на меня подобно наркозу. Я прислушивался к ее дыханию и надеялся, что оно, становясь все тише, прекратится совсем.
Она спала, в сущности, усыпленная мною. Я воображал себе, что это сонное забытье есть какое-то начало смерти. Думал, искал, каким же образом я могу способствовать ее исчезновению. Я знал, что, если б она перестала существовать, мой удушливый мир распахнулся бы, стал бесконечным. И в этой вселенной мы с Мов могли любить друг друга.
Я не отрывал взгляда от этого лица-маски, безобразной и в то же время великолепной. Мне страстно хотелось заставить навсегда застыть податливую материю, на протяжении многих лет изображавшую людские горести и радости. Лишь смерть вернет Люсии ее собственную личность. Наконец она обретет себя через поиски тысяч лиц, тысяч душ…
Как совершить этот акт всеобщего освобождения и не запачкать рук?
Я огляделся вокруг. В моем воображении вставали жуткие картины. Каждый предмет, на который я обращал свой взгляд, утрачивал свое первоначальное значение, чтобы превратиться в оружие.
Наконец, мои глаза остановились на газовой плитке, совсем обычной, примитивной, старенькой газовой плитке. Она удобно устроилась на шкафчике, будто непонятное чудище с огромными черными глазами.
Я бесшумно поднялся со стула. Взял кастрюлю, в которой когда-то варил себе кофе, наполнил ее водой и поставил на одну из двух конфорок. Затем открыл кран счетчика, повернул крантики плитки. И вышел, ни разу не взглянув на Люсию…
* * *
На улицах гулял легкий ветерок. Но вместо того, чтобы отрезвить, он одурманивал, словно дул на меня из газопроводной трубы. Дыша вечерним воздухом, я думал о дыхании Люсии, которое там, наверху, в маленькой комнатке должно было постепенно иссякнуть.