А провались ты!
Она тащила пьяного на себе и думала: «А про вались ты!» Он что-то мычал невразумительно и с гордым недоумением смотрел на нее сверху вниз, словно спрашивая: «А кто ты такая?» А она все волокла его, не обращая внимания на прохожих. Он слегка упирался, но выглядел молодецки: розовая рубаха на груди расстегнулась, смоляной чуб упал на широкий лоб...
Женщина с крашеными волосами, проходя мимо и перекладывая сумку с тремя морожеными рыбами из руки в руку, посочувствовала ей: «Бедная...» Та прислонила мужчину к стене и врезала ей сходу: «Может, ты спала с ним, зараза, и знаешь, что он за мужик?! Да все твои хахали белоштанные против него сосунки». Крашеная мигом подхватила сумку с судаками и, отбежав, все-таки отлаялась: «Стерва ты, стерва, так тебе и надо». Вопль этот пробудил пьяного и он, слегка подавшись вперед и наливаясь бесконечной яростью, издал гневно-победный рык. Рык этот смел крашеную с судаками с лица улицы.
Затем пьяный вяло поник, и женщина потащила его дальше, думая: «А провались ты, и за что мне наказание такое...»
Исповедь эгоиста
Танцуй! — думал я. — Танцуй! Молодость быстро проходит. — Я танцевать не умел, и моя молодость тоже быстро проходила.
А она танцевала до утра, и ее легкое платье развевалось вслед крыльями бабочки. Ее худые руки казались еще ветвями прекрасного дерева. И как-то неловко было видеть их на талии и плечах случайного партнера. А умей танцевать, именно я вел бы ее в танце, как дивную фею, и шептал бы ей на ухо стихи. Что шепчут другие? Как подозрительно алеет ее щека! Грусть клубилась во мне, и я потихоньку выпускал ее сигаретным дымком.А она летала и летала, по большой комнате. Я курил и прохаживался, прохаживался и курил. Но силы мои иссякали. Она промчалась мимо, задев меня крылышком своего платья. Она запыхалась, была счастлива, я уловил ее слова: «Ах, как мала эта комната, как хорошо танцевать в больших залах». Сердце мое плакало злыми слезами боли и обиды. «Ее надо выпустить, выпустить из этой комнаты», — твердил я себе бессмысленно и упрямо. И когда она в бессчетный раз, ослепительно белая, самозабвенно неслась по паркету, я произнес роковые слова: «Хоть бы ты навсегда улетела отсюда!» Громыхнула гроза, где-то далеко ударила молния.
А она, словно вняв моей мольбе, печально взглянула на меня и бабочкой выпорхнула в окно. С тех пор я ее не видел никогда.
Слеза
Зазвучала мелодия, а в душе задрожала росинка слезы. По стеблям мыслей она скатилась на листья слов и вдруг сверкнула на солнце маленьким драгоценным камешком. Я тут же оправил его в серебро своих надежд и подарил тебе. А ты обедала, и суп показался тебе несоленым. Ты вспомнила о моем подарке и бросила слезу в суп. И испарилось серебро моих надежд. Но зато каким вкусным оказался суп.