Трудно было понять, чье это лицо — мужчины или женщины, не угадывался возраст, лицо постоянно менялось. Мысли бороздили чело, уста улыбались и расцветали, слезы выкатывались из-под полуприкрытых век, гримасы радости и боли искажали Лицо.
Говорили, что в Лице запечатлелись сотни тысяч, а может, и миллионы лиц.И, наконец, медленно открывались глаза. Животное не выдерживает взгляда человека. Редкий человек выдерживает взгляд Лица. Иные, пытавшиеся сделать это, сходили с ума и с дикими возгласами, приплясывая, скрывались в пустыне. Ансамблем безумных дервишей нарекли их. Высушенные солнцем, легкие и дерзкие, они появлялись из знойного марева, окружали караван, пели и плясали, пока путешественники не одаряли их едой и питьем...Пережив вашу жизнь, Лицо выстреливало в своем взгляде ее суть и открывало единственно возможное для спасения.
Человек читал взгляд и опускал утомленные встречным блеском глаза. И Лицо прикрывало веки, застывая, медленно затвердевали мускулы, заострялся нос, прекрасный лоб выдавался вперед.
Путник уходил. Он забывал свое имя, изменялось его лицо, душа его была воспламенена. Он возвращался в мир, но люди сторонились его — был слишком простодушен и непредсказуем. Неожидан в поступках. Они не знали, что он сделает в следующее мгновенье — подарит цветы или ударит ножом. То, что он имел, значило для него все, для них — ничего. Он жил на невидимом им островке, который огибала река обычной обманывающей жизни.
Путник нес в душе своей Лицо.Лицо любви.Гей, стража!
Ковер
У меня в груди каменное сердце. Слышите, как оно равнодушно стучит: тук-тук, тук-тук... Я любил ее, как все любят, брал, не раздумывая все, что щедро дарили мне ее душа и тело, а сам дарил по настроению, по обстоятельствам, по прихоти, наконец. И боялся потерять себя. Огонь моей любви был летучий, возникающий и исчезающий, а ее пламя горело ровно, ясно, излучало постоянное тепло...А, впрочем, был счастлив я тем внезапным сча-стьем, которое вихрем обрушится на тебя, закружит и, даже если найдешь в себе силы сопротивляться ему, одарит так богато, что достанет тебе его на все оставшиеся дни...
Возле ее дома был уютный сад с множеством укромных уголков, изящных скамеечек, загадочных беседок. Здесь и настигло нас очарование поздней весны и раннего лета. Ни души вокруг. Сад тенист и безлюден. Деревья, кусты, цветы и тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы. Какой-то первозданный мир, где все нетронуто и бесценно. Мы и земля, сад и мы. И еще, правда, птицы, которые пели и щебетали с утра до вечера.