— Дочь готовит, — нехотя буркнул он. И, отвечая на мой немой вопрос, добавил: — не любит она чужих.
Следующая ночь была подобна предыдущей. Я быт в саду, целовал любимую, и, когда проснулся, губы мои горели. И вновь возникала иная женская фигура, и вновь заклинала: «Останься! Не уходи».
На третью ночь решил я не спать. Долго находился на грани сна и бодрствования, пока не впал в полузабытье. И тут привиделось мне, что ковер оживает, что расцветает в нем наш сад и ты выходишь мне навстречу и протягиваешь свои тонкие прекрасные руки. Я бросился к тебе...— Не ходи! Останься! — эти слова прозвучали рядом. И я почти увидел другую женщину, метнувшуюся ко мне от двери моей комнаты. Но я уже всецело был поглощен тобой.Утром в лесу я встретил упругую девушку — она стреляла из самодельного лука, но лук, очевидно, был тугой и крепкий, потому что стрела летела далеко и сильно впивалась в цель. Пронизывая воздух, стрела воинственно пела. Меня поразили в девушке глаза — большие и одновременно удлиненные, в них клубилась какая-то смута, виделись в них мне лес, озеро и почему-то заблудившийся олененок. Рука ее была прохладной, а голос низкий, грудной. То была дочь хозяина Тася.
— Отец ваш сказал, что вы дичитесь незнакомых людей.— Вас я не дичусь. Вы такой же оторвавшийся от ветки листок, как и я. Я знала, что вы приедете... Я ждала... Но вы исчезаете по ночам. Страшная сила вашего ковра увлекает вас. Я звала вас, останавливала...
Так это были вы? Что это было?
Вы растворяетесь в ковре, чары довлеют над вами...
Ночью она пришла ко мне. Я целовал ее осторожно и нежно, касался ее маленькой груди и говорил-говорил, пока в полночь неодолимая дремота не свалила меня, я что-то бормотал, силился обнять Тасю, но рука опадала плетью... А Тася будила меня, удерживала, заклинала, но вновь растворился для меня наш сад, вышла ты, и я упал в твои объятия...
Назавтра утром я встретился с Тасей, но она отвернулась, и я отправился в лес. Внезапно глухая тоска навалилась на меня, так, словно случилось что-то страшное и непоправимое, хотелось броситься в озеро, разбить голову о стволы деревьев или завыть по-волчьи — и я бросился в дом, к людям. В печи догорал ковер, я не успел выхватить и клочка. В глазах Таси прочел я муку и решимость. Я метнулся на улицу и вскочил на коня. Два дня бешеной скачки, и вот я уже у нашего сада. Но нет его. По пепелищу гулял сырой неприветливый ветер.
— Пожар занялся внезапно, — рассказали соседи, — так, будто и дом, и сад одновременно подпалили со всех сторон.